Но работе могло помешать старательное внимание желающих испытать своё счастье, заводских красавчиков, испытать, попытаться сегодня, сейчас.
…Но воот, он, Коля, – водила, электрик, пытался помогать и Лене и бригаде. Особенно, когда из сырой подсушенной глины, нужно было загружать в семикубовую огромную печь эти циклопические скульптуры – вазы. Их трудно и тащить и загружать, но самое – самое было поставить, и не расколоть её, это чудище – шедевр пластики и размера из шамотной фарфоровой, ещё и не совсем просушенной и хрупкой глины. И потому после такой загрузки всегда тряслись все жилки и поджилки.
А в процессе этой опасной и ювелирной циклопической работы, Коля ястребом носился вокруг да около Лены. Готов в трудную секунду спасти, если нужно, её неповторимый шедевр, монументального творчества, но и самого соавтора этого гиганта, когда он прикоснётся всей своей тяжестью, к неровному поду печи, ещё не совсем остывшей, после очередного обжига. И, от Лены будет черноморская камбала – калкан, засушенный, на очень горячих камнях…
И не обрадует её своими объятиями дедушка Нептун, такую засушенную.
… Из горячей печи, они выходили строем – Лена – корма корабля, а потом Коля пристраивался в кильватер. Лена делала красивый пируэт, как в классическом балете, что означало, без дирижёра, – от ворот поворот. Или по украинской певучей, почти итальнской мелодией, музыкальной речи… отойди, а то видгэпаю.
Опустив голову, чуть пониже пупка, точнее, чуть подальше от половой чакры, он, Коля, уходил в дрейф, в сторону моря – ко всем чертям собачьим.
Так гладила Лена его, совсем ласково, по свойски, как члена бригады.
Если же сказать, что он был очень расстроен, – ничего не сказать. Ему такого урока – подарка ещё никто и никогда не преподносил и не дарил. Тем более на таком блюдечке.
Да как, как это таак?! Возмущался признанный, утверждённый всем народонаселением керамической фабрики. Каак это могло статься, что она задавила старца? Любил цитировать эту весёлую частушку, собачий ездун, как его величала Лена.
Шли дни. Всё оставалось на своих местах – Лена, в компании, а скорее в соавторстве со своей бригадой, но дружбу водила и, весьма близкую с матросами, – отрада и гордость русского Черноморского флота.
А Коля страдал.
Лена иногда проявляла чудеса, не материнской заботы о ближних – готовила почти домашнюю пищу, а, в порыве творческой страсти – забывали о хлебе насущном, и, только в ноль часов московского времени, мы садились ужинать.