Попал, куда, в заправочную, где машины глотают бензин. Там вот и остановились и тоже не думали, не гадали, а под камешек попали. Ни машины, а жизни. Машина. дед с бабулей – в лепёшку. А камешек, дальше покатился, и, докатился, добрался до асфальта, прямо на дорогу, по которой едут на Ялту.
Вот и успокоился он, этот скалы кусочек у остановки, а дед с бабулей тоже недалеко там, почти рядом тоже лежат,– не весело там, упокоились. Нежданно, негаданно. Не далеко было, там же, под горой кладбище.
А, она эта скала да, не совсем скала, кусочек. Она и не грозила и не собиралась падать. Стояла величаво. Её даже рисовали и пишут свои и приезжие и заезжие художники, маслом этюды, которые, глядишь, и превратятся в картину.
Такая же гора, как наш, рядом, а на ней скала, зовут её Утюг.
– Но наш Утюг, пока стоит, и не знамо не ведомо, когда он решит погладить нас, как этот, который успокоился. Теперь он в ямке, оттуда далеко не покатишься. Хорошее место ему устроили. Теперь не вырвется на волю. Не побежит, подпрыгивая.
– Даа, не весёлые воспоминания бродят в голове у деда.
А сын, припекло ему. Подавай Кавказ.
Для успокоения, ну нервы не ребёнка у деда теперь.
И он,
Он, взял гармошку, сделал себе и соседям настроение. Кукарекал, как он сам говорил, сочным баритоном, правда не первой свежести, и не часто, но рассказывал, как они, квартет, пели в Колонном зале Дома Союзов, в Москве, конечно, это была студенческая пора. Прошло немного времени, каких – то шестьдесят лет и три года, годочков.
Возраст пришёл, а голос ушёл…
А сейчас дед сидел на пристроенной к терраске почти голубятне, настроился музицировать. Голос его немного подсел, и зубные протезы не очень помогали быть похожими на соловьиные трели, его песнопения или колоритом, как говорят живописцы, на колоратурное сопрано, как выражаются музыканты, но дед запел.
– Жили, были дед да баба,
– Ели кашу с молоком,
– Дед на бабу рассердился,
– Размахнулся кулаком.
Баба тоже не стерпела,
Деду по уху огрела.
Дед тоже не стерпел,
Бабке в кашу…
Не допел…
Она, легонько деда погладила ложкой, серебряной, по темечку…облизала и, и прозой выразила свою мысль, – воспоминание.
– Он, дед в молодости, бывалоча рассказывала, тогда ей пел другие песни, да ещё под аккордеон, а сейчас гармошка и эта, ну как её, песня была другая, была она, э, э, как её, да, правильно, Тер – псих – хора. Тогда была главная, ну как эта, богиня песни и танцев. А ты?! Старпёр – богиню веселья на непонятного, хорька, и подтвердил практически. Совсем плох стал.