– Дина… Диночка… – слова глухо упали вниз.
– Нина Андреевна, здравствуйте. – Дина вдруг не смогла произнести ни слова. Стало душно. Страшно.
– Проходи. – Слегка качнувшись, Нина Андреевна посторонилась.
– Нина, кто пришел?
– Не волнуйся, Коленька, это Дина.
– Дина? Кто это?
Нина Андреевна, провела Дину на кухню. – Диночка, чай?
Дина отчего-то все не спрашивала про Марину с Ванечкой. На столе одиноко стояла ваза с вареньем из прозрачных ранеток на ветке. Чай остыл. Покрылся холодным неприютным налетом зелено перламутрового оттенка, как у мухи падальщицы. Дина с ужасом слушала тихий рассказ Нины Андреевны. Провожая взглядом движение истончавшейся кожи рук. Изогнутые пальчики теребили, разглаживали вязанную крючком скатерть, надолго застревая в узорах, затем вновь теребивших, гладивших, словно желавших разгладить шероховатость и задуманную вязь ажура. Через коридор доносились тяжелые вздохи Николай Николаевича. Казалось, в этот дом не врываются звуки города. Отключено радио. Не включается телевизор. Никто не желает ни слышать-ни смотреть. Достаточно своей истории. Хватает своего горя.
– Ванечка не вышел из состояния, в котором ты видела его в последний раз. Нам с Колей было больно наблюдать Марину, не покидающую его ни днем, ни ночью. Нас убивали ее мечты, думаю, ты понимаешь, о чем я. Зима. Пурга. Метели. Дожди. Жара. Раннее утро. Ночь. Мы ходили по городу. Сидели в кулинарии. Марина словно забыла, что у нее есть муж. Сережа с порога бежал к ним, не выходил из спальной до утра. Предложишь горячего чаю-пирожков, а он, как Марина, ничего не хочет. И не знаешь, кому больнее – ему, не смеющего с подушкой уйти в зал, остаться у друга посмотреть футбол, или нам, родителям, чей единственный ребенок сходит с ума со своим единственным ребенком. Иногда впрямь, казалось, она сошла с ума. Врачи предложили сдать Ванечку. Она словно не слышит. Купала, кормила, одевала и все время разговаривала с ним. Мы взяли ответственность. Попросили Марину сходить за молоком, сославшись, что папа плохо себя чувствует. Как только она ушла, врачи с Сережей забрали Ванечку. Марина с порога спросила, – Почему тихо, что с Ванечкой? – Бросила бидон. Ринулась в комнату. Мы не решились пойти следом. Она все поняла. Мы услышали звук открываемого окна. Когда поняли, было поздно. Она не мучилась, ушла сразу.