Дина шла по проспекту. Слезы застилали видимость. Вспомнился институт педиатрии. Мама Настеньки из Караганды, семнадцатилетняя соплюшка, девчонка–девчонкой, колченогая, тонюсенькая, с жиденькими косичками, конопатая, всегда в одном ситцевом платьишке. Однажды поставила подпись под заявлением и вышла из кабинета Веры Павловны. Никто из мам не осудил и не обсуждал случившееся. Кто как мог поддержал ее объятием-похлопыванием, приласкав-погладив. В отделении мамы мало разговаривали. Свободное от процедур время гуляли с детьми. Кто-то, поставив на свои ноги безжизненные ножки ребенка, ходил в надежде на чудо. Кто-то катал детей в колясках. На скамейке читал сказки, показывая иллюстрации в отсутствующие глаза. Утром выяснилось, та самая, которая сама ребенок, мама Насти, с торчащими коленками, с косичками, как согнутые прутики сбежала из института вместе с Настей. Вспомнился последний разговор с Мариной «Дина, вы только выздоровейте, за себя и за нас с Ванькой. Слышишь, не сдавайся и не сдай его. Я не сдамся и не сдам его. Даю слово, и ты дай слово.» Наверное, у мам безнадежно больных детей, негласный кодекс «не сдаваться».
Дина не шла. Дина бежала к однокласснице Танюшке Носковой. Бежала неуклюже, отталкиваясь от земли негнущимися ногами, нелепо разбрасывая руки то в стороны, то расстегивая ворот. Казалось, ноздрями чувствует парящее движение Марины в воздухе. Бежала она. Бежали слезы. Она спотыкалась. Терялись мысли.
Танюша с детьми была в зале. Казалось, комната окутана белой густотой солнца. Толстые, словно прутья, лучи расширяясь по диагонали пронзали светлое пространство. Свежий воздух свободно заходил с балкона играя прозрачной тюлью. Белые солнечные зайчики отражением смешно прыгали на стенах. Слышалось здоровое гуканье-агуканье. Удары игрушек на пол, на обеденный стол, за которым Татьяна кормила сыновей. Жизнь била ключом. За год болезни сына, Дина забыла эти здоровые звуки. Как они слышатся, бьются, гукаются, стучатся. Звуки здоровья. Звуки полноценной жизни. Даже плач здоровый, а не тусклое бесцветное нытье. И бросившись к Тане, Дина зарыдала. Вспоминала больницу. Ванечку. Марину. Ее силу. Ее красоту. Ее голос. Ее любовь. Ее верность. Ее надежду. Ее мечты. Надежда, мечты, любовь ушли с Ванечкой. И верность ее больше никому не нужна. И Марина поняла, больше не кому петь – «ты спи, а я спою тебе… как хорошо там на небе… как нас с тобою серый кот… в санках на небо увезет…»