– Мистер Мейсон.
Дэвид замирает. Улыбка исчезает с лица Бена, он бледнеет и начинает с удвоенным усердием тереть пол. Поблизости раздается оханье Тимоти.
Пошло все к черту.
Неслышно вздохнув, Дэвид кладет щетку на пол и встает, вытянув руки по швам.
Ему страшно, и он себя за это ненавидит.
– Да, отец.
Пул стоит спиной к Дэвиду и остальным и держится за приоткрытую створку двери в часовню, но его голова повернута к Дэвиду вполоборота, и холодный голубой глаз устремлен прямо на мальчика.
– Все, что вы делаете, – спокойно и монотонно произносит Пул, каждое слово пропитано угрозой, – каждый ваш вдох, каждая мысль в вашей голове существуют только для того, чтобы прославлять Господа Бога и его сына Иисуса Христа. Вы согласны?
Дэвид сглатывает. Под пристальным взглядом священника он вспоминает, как в детстве его вызвали в покои Пула. Пул приказал ему положить руки на письменный стол. Кожаный ремень раз за разом опускался на костяшки его пальцев.
Боль. Кровь.
– Да, отец.
– Запомните дети, – говорит Пул, повысив голос, его слова эхом разносятся по вестибюлю, – Господь всегда наблюдает за вами. Всегда.
На этот раз мальчики втроем лепечут то, чего от них ждут: кроткий, еле слышный хор.
– Да, отец, – говорят они. (Кроме Тимоти, у которого выходит: «Д-д-да, отец».)
Не произнося больше ни слова, Пул исчезает в часовне, закрывая за собой тяжелую дверь. Дэвид опускается на колени, хватает щетку и трет пол; все мысли о мести как рукой сняло.
Он трет плиту за плитой и размышляет о жизни. Знакомая, неотступная мысль щекочет его сознание, и он сильнее давит на щетку, ее щетинки вгрызаются в камень.
А что, если бы…
А что, если бы его не бросили? Если бы его мать и отец, которых он никогда не знал, не оставили его в переулке. Не бросили бы в сточную канаву, как кусок гнилого мяса. Как мусор.
А что, если бы его не принесли сюда?
Если бы он не вырос здесь?
Как слуга. Как пленник.
А что, если бы его любили? Если бы о нем заботились? Он бы получил образование. Получил бы шанс на лучшую жизнь…
Дэвид с удивлением замечает, как слезы капают на каменный пол. Он шмыгает носом и вытирает глаза рукавом выцветшей рубахи, которую он надевал сотни и сотни раз. Он бросает взгляд на Бена, который молча работает и не осмеливается встретиться с ним глазами. Так-то лучше.
– Т-т-ты в-в-в п-п-порядке? – спрашивает Тимоти.