– Это твое последнее предупреждение, Бартоломью.
Не переставая улыбаться, Бартоломью подносит руку с зачерствевшим хлебом с холоднымкуском мяса ко рту, запихивает его внутрь и жадно жует.
По обеденному залу разносится гул, мальчики начинают перешептываться. Эндрю не может отвести глаз от тонкой струйки коричневатой слюны, стекающей у Бартоломью из уголка губ.
Пул встает.
– Это твое последнее предупреждение! Отдай Саймону свою тарелку и всю…
Бартоломью тянется к столу. Он хватает свою тарелку, подносит ее к лицу и начинает свободной ладонью хватать еду. Он запихивает в рот картошку, мясо и хлеб почти не прожевывая. Его щеки надуваются. Кусочки мяса и хлебные крошки осыпаются с подбородка на рубашку, летят на пол.
И он не перестает ухмыляться.
Пул смотрит на стол, словно испытывая физическую боль. Эндрю хочет протянуть руку, положить ее на рукав этого пожилого мужчины, попросить прощения за мальчика. Но ничего не делает.
Пул поднимает глаза к потолку, разводит руки в стороны, словно собирается благословить собравшихся.
– Восстань, ГОСПОДИ. – Громкий голос Пула наполняет обеденный зал.
Краем глаза Эндрю видит, что Джонсон уже идет к мальчику.
– Спаси меня, Боже мой, ибо ты поразил всех врагов моих, сокрушил зубы нечестивых.
Пока Пул выкрикивает молитву, Джонсон выбивает тарелку из рук Бартоломью. Мальчик вскрикивает и съеживается, когда Джонсон грубо хватает его за руки и заламывает их за спину. Боль искажает лицо Бартоломью. Джонсон толкает его вперед, к Пулу.
Словно хочет прикрыться ребенком, как щитом. Или принести его в жертву.
Эндрю заставляет себя рассмотреть лицо Бартоломью, почувствовать его боль и эмоции как свои собственные. Черные испуганные глаза ребенка широко раскрыты. Длинные растрепанные чернильно-черные волосы прилипают к мокрому от пота лицу. На губах осталась еда. Крошки, которые он уже никак не мог проглотить, прилипли к одежде и обуви, валяются на полу.
Но каким-то образом, несмотря на боль и страх, он продолжает ухмыляться.
Пул упирается кончиками пальцев в столешницу и издает протяжный вздох. Следующие слова он произносит тихо, но их слышно всем.
– Посадите его в яму.
В мгновение ока от дерзости Бартоломью не остается и следа. Твердый взгляд широко раскрытых глаз заволакивает страхом.
– Что?
Теперь настал черед Джонсона ухмыляться. Он тащит ребенка к выходу.