– Ибо нас много.
Эндрю улавливает движение слева от себя. Шериф Бейкер, чернее тучи, неторопливо обходит кровать. Он поднимает пистолет, прижимает его к костлявой скуле брата, чуть ниже виска, и нажимает на спусковой крючок.
Оглушительный грохот выстрела заполняет маленькую комнату. Эндрю кричит и затыкает уши. Из головы Пола вырываются брызги, орошая стену. Он отлетает назад и мешком заваливается на кровать. Как сломанная кукла. С губ слетает ноющий звук, протяжный полустон, полусвист уходящей жизни.
Эндрю отлипает от стены и кладет руку на плечо Пула.
– Вы в порядке?
Пул кивает, и они вдвоем подходят к кровати и рассматривают то, что осталось от Пола Бейкера.
– Мы должны помолиться о его душе, – устало говорит Пул.
Эндрю ничего не отвечает. Он не может отвести взгляда от пропитанной кровью кровати, на которой лежит умирающий.
Он мрачно наблюдает, как голова Пола Бейкера дергается в последний раз, черный язык вываливается изо рта, а тело замирает.
Я слышу выстрел и сначала думаю, что это мой повторяющийся ночной кошмар. Воспоминание об отце. Но, сев в постели, я понимаю, что дело не в этом. Мальчики начинают просыпаться, перешептываться с соседями.
Я думаю, не встать ли снова, чтобы выяснить, что произошло. Но я помню предупреждение Джонсона. Поэтому просто лежу в кровати, борясь со своими мыслями, не зная, что делать… А что, если нам грозит опасность? Мне нужно защитить остальных. Если у тех людей было оружие…
Мои мысли прерывает грохот. Двери спальни распахиваются с такой силой, что ударяются о стены. Кто-то из мальчиков вскрикивает, перебудив всех, или мне так кажется. Я вскакиваю с кровати, готовясь встретить то, что надвигается на нас из темноты с такой мощью и таким гневом.
Но ничего нет.
Никого нет.
За открытыми дверьми лишь темный пустой коридор. Кажется, это длится бесконечно: потусторонний коридор, заканчивающийся забвением.
Я поворачиваюсь и замечаю, что Дэвид тоже стоит и, как и я, оцепенело смотрит на распахнутые двери, на пустой коридор. Я пытаюсь придумать, что сказать, но не могу сформулировать мысль, не могу найти никакого объяснения.
Я понятия не имею, что произошло.
Только сейчас я замечаю, что меня бьет нервная дрожь.
Едва я успеваю это осознать, как тяжелый железный крест над дверьми – тот самый, на который я смотрел утром, днем и ночью последние десять лет своей жизни, – срывается со стены и с грохотом падает на пол, словно разбитый колокол.