Двор им был не знаком; только в незнакомом месте так озирается человек. Они увидели скамейку в глубине двора и направились к ней. Они прошли в пяти шагах от Людмилы. Третий всё плёлся позади, сузив глаза и засунув руки в широкий пуховик зелёного цвета. Людмила ясно разглядела следы тяжёлого похмелья на лицах всей троицы. Один из них, самый здоровый, с манерами беспринципного вожака пристроился на скамейку и достал бутылку водки из-за пазухи куртки. Ведающими пальцами свинтил пробку; предвкушающим взглядом нырнул в прозрачное горлышко бутылки, шумно набрал воздуху в лёгкие и сделал несколько глотков. Он опохмелялся с закрытыми глазами. По лицу его пробежала судорога. Страдающий организм не очень-то благосклонно отозвался влиянию чужеродной энергии. Он передёрнул плечами и тяжело отдуваясь, протянул бутылку второму.
Людмила с отвращением отвернулась от них и продолжила мести. Она уже почти домела дорожку до бордюра, взяла пакет, который набила разлетевшимся мусором, как услышала осипший и умоляющий голос всё того же третьего. Те двое без интереса к нему продолжали сидеть на скамейке, словно пара сапог выставленная на показ. Прислушивались к себе, на просьбы третьего оставались безучастными. Мерзкая сцена! «У – у, пьянь подзаборная! Чтоб вас всех!»
– Мужики там моя доля, не увлекайтесь – третий шагнул к ним и протянул руку. Здоровяк вновь припал синими губами к горлышку и резко оттолкнул руку просящего. Но тот упрямо, даже с вызовом опять потянулся к бутылке, и это окончательно взбесило здоровяка. Он вскочил, выругался и сильно оттолкнул третьего. Второй – Людмила обозвала про себя его «обмылком» – бросился здоровяку на помощь. Скорее всего, в этом необходимости не было. Зачем полез то? Дружку подсобить? Ведь говорят же: двое дерутся – третьему зрелище. Завязалась драка. «Обмылок» при том, что был меньше всех ростом и вид имел самый жалкий, в драку отчего-то полез с показным рвением, да к тому же матерно ругался на весь двор. Вдвоём они быстро смяли и повалили третьего. Людмила едва сдержалась, чтобы не плюнуть в их сторону; такого безобразия ей ещё не доводилось видеть. Потасовка достигла своего логического конца: двое безжалостно мутузили ногами упавшего мужчину. Очень тихо и старательно. Людмила замерла. Ей никак не хотелось быть свидетельницей драки, но оставаться совсем безучастной не позволила совесть и воспитание. Да, да, совесть и воспитание! А вдруг эти двое переусердствуют и просто изувечат мужика. Вон, «обмылок» как старается! Мерзкий тип. Впрочем, все они мерзкие!