– Могу я выйти, драгоценная дверь? – раздражённо спросил я, а когда она снова распахнулась, не сдержал сарказма. – Спасибище!
Понять не могу, почему моя дверь для меня открывается только после просьбы, а для Митро – стоит ему только подкатиться! Он даже не академикус!
В парке уже было темно, хотя огоньки светлячков в траве и на деревьях позволяли видеть тропы и очертания растений. А благодаря отсутствию фонарей мы могли любоваться звёздным небом: как будто на огромный тёмно-фиолетовый ковёр высыпали тысячи бриллиантов. Это было настолько красиво, что какое-то время мы все трое молчали и просто смотрели вверх, задрав головы. Ну, вернее, мы с Ветрошей задрали головы, а Митро закатился на спинку. Стоп, или на затылок? Спины-то у него нет.
– У меня дома небо совсем другое! – вдруг кваркнул Ветроша.
– А где твой дом? – тут же встрял Митро.
– Я… Я не знаю, – погрустнел пернатый. – Наверное, та планета, где меня нашёл Денис, не совсем дом. Я был там один. Без друзей, без родителей.
Мы молча двинулись дальше по дорожке.
Меня вдруг осенило: «А ведь у нас есть шанс найти твоих родителей».
«Как?!» – тут же отозвался Ветроша.
А я вздрогнул, поймав себя на том, что автоматом, даже не осознав этого, легко перешёл на телепатию.
– Если они живы, – это я сказал вслух, – то наверняка находятся на одной из тех трёх планет, о которых говорил Целус.
– Кто это они? – Митро опередил Ветрошу с вопросом.
– О, прости, мы телепатически говорили о родителях Ветроши.
– А зачем они ему сдались? Он уже вырос. Где они шатались, когда он был страшный, голый и слепой? И ты сам говорил, что он теперь наш! – в своеобразной логике Митро не откажешь.
– Подожди, Митро! – Ветроша произнёс это так трогательно, что мячик даже спорить не стал. – Денис, а ты знаешь, где находятся эти планеты?
– Знаю. Видел на картах. Они очень далеко, попасть туда сложно и, как я понимаю, неизвестно, как там всё устроено, – я посмотрел на приунывшего Ветрошу. – Но ты не грусти! Придёт время, и мы обязательно там окажемся.
– Я буду ждать, – прошептал Ветроша.
И тут вдруг встрепенулся:
– Ой! А я правда был страшный, голый и слепой?
– Как макушка Тоута! – хихикнул мячик. – Ка-а-ак маку-у-ушка!
– Я не знаю, кто такой Тоут. Но Митро шутит, да? – Ветроша потёрся о мою голову своей.
– Боюсь, что нет, – я погладил его по лобику. – Птичьи дети обычно совершенно лысые. Я тебе покажу картинки. Но потом они вырастают и хорошеют. А Тоут – это один из наставников. Ты с ним ещё познакомишься. Кстати, а почему ты на Митро не злишься?