Однажды я подслушал их разговор и, хотя ничего не понял, почувствовал тяжесть и важность того, о чём они говорили:
– Больше никаких новостей? – спросил дед с подозрительно серьёзным и печальным выражением лица.
– Сейчас в России, но там своих эксплуатируют, называют крепостными, поэтому темнокожие рабы им не нужны, так что маскировка будет неудачной, ищем другие пути, – с грустью в глазах ответил мой отец.
– Не отчаивайся, может, я и не застану эти времена, но ты или твои дети – обязательно, – с ободряющей улыбкой хлопнув его по плечу, сказал капитан Джо.
Я так и не понял, о чём шла речь, но осталось неотступное чувство, словно весь мир каким-то образом оказался под угрозой. Слова деда еще долго эхом звучали в моей голове, в попытке понять какие времена я должен был застать?!
Дед всегда был опорой для отца, и рядом с Джо он словно оживал, наполняясь живительной энергией. Я был бесконечно благодарен деду за это. Однако в возрасте пяти лет я впервые столкнулся с неумолимой и холодной сущностью смерти. Её нельзя переиграть, нельзя обмануть. Джо ушёл от нас, погибнув от мучительного рака лёгких, который долго и жестоко терзал его. На похороны поехала только мама. Меня решили оставить дома, чтобы в моей памяти дед оставался светлым, тёплым образом, а не обременённым трауром и слезами.
Мой отец, Уильям Дэвис, был для меня загадкой, таинственной фигурой, к которой мама просила не приставать с расспросами. Вместо этого она предлагала проводить больше времени с ней. И, признаюсь, мне было по-настоящему уютно и
весело в её компании. Она была неисправимой фантазёркой, творившей чудеса из ничего. Каждый день рядом с ней превращался в увлекательное приключение: мы оказывались то в волшебной пещере, полной огнедышащих драконов, то в зачарованном городе, где только моя любовь могла расколдовать окаменевших жителей, то на необитаемом острове, где она учила меня выживать. Её любовь окутывала меня, словно мягкий, тёплый плед, и я ни на миг не чувствовал себя обделённым вниманием.
Когда я спрашивал, почему папа не играет с нами, мама отвечала, что он занят написанием книг, чтобы зарабатывать деньги. В своей детской наивности я находил это справедливым: если ему нравится писать, а нам с мамой так весело вдвоём, то зачем что-то менять? Это было логично до тех пор, пока я не осознал, насколько мы богаты. Осознание того, что нашему семейству хватило бы состояния на тридцать поколений вперёд, разом разрушило мою детскую логику. Если деньги не были причиной, значит, отец просто не хотел проводить время со мной. Это открытие больно ударило по моему сердцу, оставив в нём глубокую рану. С тех пор я утратил желание искать его общества. Тем не менее, с годами я всё сильнее ощущал нехватку отцовских наставлений. Уильям был настолько отстранённым и замкнутым, что уже к шести годам я практически перестал существовать для него. Это равнодушие искалечило мою душу, оставив зияющую дыру там, где должно было быть тепло и