Доехали до кладбища, вышли у ворот. Подошли родители – почему-то
с напряжённо испуганными лицами, дали солнцезащитные очки (она ещё
слабо удивилась: обошлась бы и без них), после чего взяли под руки
и повели так, как будто боялись, как бы она не споткнулась на
гладкой асфальтированной дорожке. Впереди зашагали дедушка с
бабушкой – отцовы родители. Остальные родичи поплелись следом.
Когда Анюта в сопровождении родителей обогнула густые высокие
кусты, она проснулась. Полностью. Как будто в лицо плеснули
холодной водой. Нет, не то. Как будто над головой опрокинули ведро
с ледяной водой.
Рядом с могилой, которую торопливо всё ещё копали кладбищенские
рабочие, стояли несколько человек, опасностью от которых не то что
повеяло – шарахнуло, как током. Она медленно, ведомая родителями,
шла к могиле, возле которой на те же табуретки, вынутые из
микроавтобуса, поставили гроб с прадедом, и пыталась рассмотреть
каждого из этих людей, чтобы понять, чем они опасны.
А они явно опасны.
Согнутый, словно от старости, лысый, но с баками дедок, в
плотном чёрном плаще – несмотря на весеннюю жару, тоже был в
солнцезащитных очках. Его охраняли (Анюта поразилась, когда это
поняла) два широкоплечих молодца-телохранителя. Хоть очки и
закрывали глаза старика, но его оценивающий взгляд, словно
мазнувший по её коже неприятным прикосновением рыхлого пепла, Анюта
прочувствовала так, словно он взял и походя, сам того не заметив,
ткнул в неё трость, на которую сейчас опирался.
Девушку Анюта заметила не сразу – та стояла за спиной старика, в
ребристой тени пока безлиственного, но густо разросшегося куста
сирени, чуть не сливаясь с этой тенью. Худенькая и хмурая, одетая в
платье, больше похожее на маскхалат из-за расцветки (блёклые
цветочки на чёрном фоне), она поглядывала на всех диковато, что
подчёркивалось отсутствием на её темноволосой голове траурного
платка. И пару раз насторожившаяся Анюта поймала её взгляд в спину
старика – ненавидящий, но при том, как ни странно, боязливо
покорный. И если Анюта сначала решила, что это молоденькая
любовница богатого старика (правда, тогда почему она в таком
платьице?), то теперь просто терялась в догадках, что тут к
чему.
Высокая тощая женщина в чёрном платье выглядела так, словно
только что приехала с какого-то празднества. Даже траурный цвет
платья не позволял предположить, что она специально надела его для
похорон. С внезапно проснувшейся иронией Анюта вдруг усмехнулась: а
если и так? Если смерть прадеда для неё именно что праздник? Ибо
длинное платье было не только «ну очень» неприлично декольтировано,
но и без рукавов, а на волосах вместо традиционного чёрного платка
сверкающими на солнце заколками крепилась изящная чёрная вуалька.
На лысого старика она то и дело посматривала сбоку. Враждебно.