– Остынь, Фивий. Я тоже не вчера родился. Да и познать людей лучше всего, не подсматривая за ними, а заглянув в себя. Каков ты, таковы и люди. И не надо уничижать других, возвеличивая себя.
Фивий усмехнулся, повернулся и зашагал по дороге, ведущей к мосту.
– Ты прав, я тоже – великий грешник, но силы свои кладу в борьбе с грехами. И не только со своими, потому на мне и сан Богом данный. Ладно, пошли.
«Богом ли?» – подумал я, но ничего не сказал.
На часах колокольни пробило без пятнадцати одиннадцать. Я пошёл за ним.
Мы не заметили, как перешли на «ты» и назвали друг друга просто по имени. Видимо, общее преступление, а я был уверен то, что мы сейчас делали – преступление, сближает. В очередной раз цель оправдала средства. А ведь я, хоть и чувствовал ложь и гадливость, пошёл на это. Может быть, просто сыграло подленькое любопытство? На душе было пакостно. Если кто-то более могущественный, чем мы, мог бы присматривать за нашими жизнями, ему бы тоже было пакостно, когда он увидел, как мы тут ползаем под окнами и подсматриваем друг за другом. Вот почему я никогда не приму душой, что Бог – это высшее существо, которое видит каждого из нас в любой момент. Скорее, это высшее существо, которое научилось управлять стихиями и заложило законы преобразования энергий: от непроявленных стихийных форм к проявленным – материальным, и дальше к сферам высших вибраций. Жёсткие законы, ведущие каждого из нас по жизни, преобразовывая и совершенствуя всё, что способно преобразовываться и совершенствоваться, и выбраковывая всё неспособное, отправляя его в нуль-точку трансформации энергий. Как мы далеки от того, чтобы даже попытаться приблизиться. Я тяжело вздохнул и посмотрел на небо. Оно глядело на меня бесчисленными звёздами. Вон те, две звезды рядом. Переливаются, как глаза монаха, когда он, то ли молился, то ли разговаривал со звёздами, подняв лицо к небу. Теперь мне казалось, что он смотрит мне в душу, и лицо его печально. Жгучий стыд охватил меня так, что стало жарко щекам. «Куда я иду? Зачем?» – я остановился.
– Фивий, хватит похождений, – сказал я.
Фивий глянул на меня. Он был бледен, губы упрямо сжаты, а глаза горели мрачным светом.
– Уже пришли, – ответил он, – или у мечтателя запал закончился, и он захотел спрятаться от жизни в тёплую постельку?