Художница. Книга, исцеляющая раны души - страница 5

Шрифт
Интервал



Рита тихо закачалась вперёд-назад, как будто это движение могло убаюкать её боль. Слёзы, горячие и неумолимые, текли по щекам, а губы сами собой шептали: «Мамочка… Папочка…».


Мир остался без красок…

О красках жизни и краях дороги

Жизнь – это холст, на котором рисует не только человек, но и время, случай, боль, радость. Мы держим кисть в руках, пока вдохновение кипит внутри, но что происходит, когда её вырывает из пальцев внезапный порыв судьбы? Когда всё, что казалось важным, разбросано по обочине, вымазано грязью и сломано, как рамы некогда гордо выставленных картин?




Мы боимся потерять смысл, как художник боится потерять способность видеть мир через цвет. Но может ли холст стать пустым по-настоящему? Или он всего лишь ждёт, когда рука найдёт новый взмах, сердце – новый импульс, а душа – смелость начать сначала?


Краски жизни не исчезают. Они как будто затаиваются. Мы можем видеть лишь серость, пока сами не отважимся искать их снова. И часто этот поиск начинается на самом краю дороги, где, кажется, нет больше ни пути, ни сил.


Жизнь учит нас: даже грязные и порванные картины – это часть нашей галереи. Мы не обязаны любить их, но обязаны помнить, что и они – наши. Потому что без этих шрамов не будет новых мазков, без утрат – новых оттенков.


На обочине дороги можно остановиться, но нельзя остаться. Оттуда нужно возвращаться. Пусть дрожащими руками, с пустыми глазами, с разбитым сердцем, но идти вперёд. Ведь всегда есть шанс, что дальше – за поворотом – ждёт вдохновение, пусть даже совсем не такое, как прежде.

Глава 3. Белый лист

Мастерская встречала Риту оглушающей тишиной. Она всегда была её убежищем, храмом, где кисть и краски создавали её собственный мир. Но теперь это место стало пустым, словно потеряло душу. Раскиданные листы, перевёрнутые палитры, будто кто-то в отчаянии искал что-то важное и не нашёл. В центре комнаты стоял мольберт, словно памятник утраченной вере, а на нём белый лист бумаги – безмолвный, укоризненный.


Рита сидела на полу, ссутулившись, как ребёнок, которого лишили всех игрушек. Пижама, испачканная акварелью, напоминала обрывок её прежней жизни. В одной руке – окурок, другой она небрежно накручивала на палец прядь волос. Её взгляд был пустым, устремлённым куда-то внутрь себя, как будто она искала что-то, что давно потеряла.