Но нам было не до нее. У нас выпускные классы и экзамены в вечерней школе, а еще мы ставили новогодний спектакль. И приходили теперь домой только к позднему ужину. Я не могла оставаться в деревне на выходные, и девчонки тащили на себе субботние репетиции без меня. После одной из них Люба поскользнулась на нашей тропинке и потянула едва зажившую ногу. Хирург уложил ее в постель, спектакль накрывался медным тазом: химические спецэффекты могла делать только Люба. Поздние ужины переместились теперь в ее комнату, и в один из вечеров она, устав от вынужденного безделья, рассказала нам интереснейшую историю.
Два года назад, когда Люба только приехала в деревню, Шишига, позарившись на ее красоту, несколько дней таскалась за ней следом и, наконец, перегородив ей выход из класса, заскрипела:
– Любочка, вы такая красивая. Вы же не замужем, я узнала… А у меня есть сын… Он взрослый уже… Ему 27… Он в городе живет, должность у него хорошая… Вы же все равно никому не нужны… А он вас любить будет… Он хороший…Давайте я вас с ним познакомлю…
Мы с Таней обомлели и затараторили вместе, перебивая друг друга:
– Как это «никому не нужна»? Она что? Сбрендила?
Люба посмотрела на нас, вымученно улыбнулась и выдохнула:
– Она все знала. Не знаю, откуда, но знала, что меня жених почти перед свадьбой бросил…
Мы с Таней переглянулись. Сказать, что Люба красивая и умная, это вообще ничего не сказать. Веселая, рассудительная, прекрасная хозяйка. Кем надо быть, чтобы позвать такую девушку замуж, а потом отступиться? И не только такую …
– Что значит бросил? – не выдержала я. – Это котенка можно бросить беспомощного. А взрослого самостоятельного человека бросить нельзя…
– А он бросил, – сказала Люба и уткнулась в подушку.
И мы с Таней замолчали, поняли, что произошло самое страшное, подлое предательство.
И еще подумала, что Верка Штайн уже состояла с Андреем в глубоко интимных отношениях и, возможно, была от него беременна… Но это была очень быстрая мысль, она не задержалась в моей голове.
Таня вдруг спросила Любу:
– Ну, а ты?
– Что я? – Люба непонимающе подняла лицо от подушки.
– Что ты Шишиге ответила?
– Ничего я ей не ответила. Чуть не умерла от страха…
…Лично мне это было знакомо. После первого урока в вечерней школе мои взрослые ученики, утомленные русским языком донельзя, быстренько растворились в сумерках. Мой класс на втором этаже, и я сразу пожалела, что не тормознула одного из них: в школе никого уже не было, коридоры и лестницы темные, а до холла, где всегда горел свет, надо было еще добраться. Столкнуться же с вечно шастающей по темной школе Шишигой – так себе приключение.