Черный силуэт, тающий в яростных утренних лучах… Мой брат, которому никогда не исполнится пятнадцати. Детская память – крепкая…
И вот четырнадцать уже мне. Я стою возле той же стены, и над моей головой шевелится от ветра тот же плющ. Только сейчас его плети с облетевшими по осени листьями не шелестят, а сухо царапают камень. Чуть поодаль стоят другие слуги. Неподвижно, молча… По булыжнику двора стучат обитые жестью колёса телеги, с бортов свешиваются клочья соломы. Поверх соломы наброшен плащ. На плаще – тело графа. Люди вокруг осеняют себя крестными знамениями. Стучат по булыжнику колёса. Безжизненное тело вздрагивает от толчков. Мёртвая рука в изящной перчатке соскальзывает с груди, открыв тёмное пятно на серой ткани камзола. Слуги вполголоса переговариваются, до меня долетает слово «дуэль».
Телега останавливается. Толпа молча расступается, давая дорогу леди Элис. Она идёт медленно, с прямой спиной и высоко поднятой головой. Ей четырнадцать, как и мне. Подойдя к телу отца, она не проронила ни слезинки.
Она не плакала и позже, когда стояла в церкви возле гроба. И когда тело графа опускали в склеп, она тоже была спокойна. Только её лицо выглядело таким же мёртвым, как у отца. И с тех пор никто не видел, как она улыбается.
Мне пятнадцать. Прошёл ровно год после похорон сэра Фрэнсиса. И ровно год после того, как мой отец уговорил священника впервые открыто отслужить мессу по своему казнённому сыну.
Я стою возле окна, глядя во двор, на тёмные следы, перечёркивающие выпавший вечером снег. На стенах горят факелы. В руках снующих внизу людей светятся фонари. Замок лихорадит – леди Элис нет в её покоях. Нет в молельне. Нет в библиотеке. Её нет нигде. На колокольне отзвонили полночь. Леди Элис исчезла. Я стою возле окна и смотрю во двор на цепочки следов, на горящие факелы, на суетящихся людей…
За моей спиной скрипнула дверь. Послышались лёгкие шаги, шелест платья и через несколько мгновений рядом со мной стояла Флори – моя подруга, как и я приставленная к юной леди Камилле. Теперь мы вдвоём молча смотрели вниз. Ни одной из нас не нужно было говорить, чтобы понять, о чём думает другая. По замку уже давно ползли слухи, будто с леди Элис творится что-то странное. Что-то неладное. Ведь это странно – каждый божий день в полном одиночестве проводить по нескольку часов в склепе. Часто пропускать церковные службы. Никогда не улыбаться. Никогда не плакать…Всем известно, что слёзы – это разговор души с небесами, а потому ведьмы плакать не способны. И всё чаще и чаще в замке звучало это, произносимое опасливым шёпотом, слово. Ведьма.