Разве не выдалось неурожайным это лето? Разве не сгнили на корню посевы? Разве не умирали в колыбели младенцы?.. Оборванные и отчаявшиеся нищие на дорогах выкрикивали проклятья. Пропадали ушедшие в лес за хворостом люди. И совсем недавно безо всякой причины утопилась во рву одна из служанок… Ведьма. Пусть шёпотом, пусть с оглядкой, но это слово звучало всё чаще и чаще.
Я смотрела вниз и душу медленно заполняла тревога. Беспричинная? Наверное. Но где отец? Где брат? Почему я не видела их среди суетящихся во дворе людей? Я уже не просто смотрела вниз, я высматривала там своих родных. Через двор проходили многие – знакомые и не очень, и даже вовсе незнакомые… вот только ни отца, ни брата среди них не было.
– Мэри, ты куда?
Но я уже бежала вниз по лестнице, забыв даже накинуть плащ.
Поначалу на меня не обращали внимания. Дворы, арки, свисающие со стен голые плети плюща, снова арки, переходы, дворы. Чавкает под ногами превратившийся в грязную жижу снег. Намокший подол платья зацепился за створку калитки в крепостной стене. Я наклонилась, чтобы освободиться, а когда снова выпрямилась, поняла – вокруг что-то изменилось. Люди продолжали суетиться, но как-то иначе. И иначе звучали голоса…
– Мэри?
То, каким тоном меня окликнули, заставило сердце подскочить. А когда кто-то крикнул, чтобы меня не пускали дальше, я побежала.
Когда я сбежала с крепостного вала, меня всё-таки перехватили, но я успела увидеть… Красные лужи, растопившие снег. Свет факелов на испуганных, побледневших лицах. У читающего молитву капеллана дрожат губы. Громко трещат доски – двое стражников разламывают большой, грубо сколоченный крест. Ещё один торопливо раскидывает сложенный хворост. На пожухлой траве лежат кое-как накрытые окровавленной мешковиной тела… их не двое, их больше… Я кричу. Чьи-то руки держат меня. Слёзы обжигают щёки. Сквозь слёзы я вижу неподвижно стоящую чуть поодаль леди Элис, окружённую перепуганными служанками. Её лицо спокойно. На её платье брызги крови. Я кричу. Я вырываюсь. Я вижу, что с одного из тел сползла мешковина. Белеет обломок кости. Блестят в свете факелов вырванные внутренности. Я кричу…
Мне так и не позволили тогда взглянуть на тела отца и брата. Всё, что я видела – неясные очертания под окровавленной мешковиной. Никто не знал, что тогда произошло. Никто, кроме леди Элис, но она молчала. Её нашли, стоящей возле обложенного хворостом вкопанного в землю креста. На хворосте валялись обрывки прочных верёвок, разорвать которые человеку вряд ли под силу. У ног леди Элис лежали мёртвые тела, которые словно терзала стая волков. Но поблизости не было волчьих следов. Лицо леди Элис было бледным и безучастным. И с того момента она не проронила ни слова. Ни на следующий день, когда капеллан пытался её исповедовать. Ни через неделю, когда были преданы земле тела погибших. Ни через месяц, когда вдовствующая графиня отправляла её на попечение монахинь отдалённого монастыря, надеясь, что через три года, когда та станет совершеннолетней и должна будет выйти замуж, страшный случай забудется.