Зябкая сырость очень скоро забралась под куртку, заставила съеживаться и дрожать на ветру. В трамвае Ада плюхнулась на холодное сиденье и закрыла глаза. Кажется, даже задремала, всем телом ощущая холод и промозглость. Парадоксально, но это было даже приятно: так, наверное, чувствует себя замерзающий где-нибудь в лесу человек. Говорят, что сначала бывает очень холодно, потом становится вот так же слегка зябко, накатывает сонливость, приятная дрема, а потом ничего нет, кроме покоя. Мысли бежали неровные, хаотичные, путаные. «Что такое покой? Неподвижность? Но я раскачиваюсь и трясусь, и мчусь прямо в разверстую пасть ночи. И слышу все звуки, и ощущаю это зябкое тепло. «В той степи глухой замерзал ямщик», это обо мне… Кто там топает? Зачем же так колыхаться? Сколь хороши эти зябкое тепло и сумрак, немая, бредовая неподвижность… Так что все-таки такое покой?» Ощущения ее были так легки, так приятны, так мимолетны, она так глубоко погрузилась в эфемерный туман дремоты, и настолько ей было там хорошо, что она вздрогнула, как от резкого тычка, когда тусклый женский голос громко объявил остановку. Ада вернулась к реальности с острым сожалением: сидеть бы так долго-долго и грезить о чем-то непонятном…
Однажды Ада наткнулась в какой-то газетенке на глумливую фразочку о том, что «в репортажах о Китае, когда тамошние названия совсем уж неприличны по-русски, наши филологи заменяют букву «Х» на «Ф». Они на кафедре долго хохотали, и в дальнейшем неукоснительно придерживались этого принципа, называя все бесчисленные города и городишки, где приходилось бывать им в командировках, «Фуюанями».
Эти «Фуюани» были очень разными во всем. У преподавателей, постоянно работавших с ними, сложились свои стойкие пристрастия и антипатии. Были такие места, куда ехать совсем не хотелось, и дело тут было совсем не в бытовых условиях. Условия были, в общем, одинаковые, с небольшими вариациями. Все вертелось вокруг методистов. Вообще в вузе фигура методиста традиционно недооценивается и тут сказывается давнее, еще советское кастовое презрение преподавателей к лаборантам, как по старинке еще именуют методистов. Хотя все методисты имеют высшее образование или учатся заочно и часто ни в чем не уступают молодым преподавателям. От методиста зависит бытие кафедры, атмосфера, взаимоотношения, традиции, комфортность общения – все то, что казенно-зубодробительно называют морально-психологическим климатом коллектива. В некоторых филиалах были совершенно прелестные женщины, с которыми Ада задушевно общалась, получая настоящее удовольствие. Но были и другие, этакие фельдфебелицы, вечно подозревающие, что преподы норовят схалтурить и откосить, приписать себе не проведенные часы занятий, например, опоздать, курсовые не прочесть. Эти вели с преподами войну не на живот, а на смерть: заставляли отмечать начало и окончание занятий, стояли под дверью и проверяли, ведется ли занятие, чуть ли не с секундомером стояли на экзамене – сколько минут тратится на каждый ответ. При этом, естественно, в голову им не приходили простейшие вещи: налить горячего чаю – после трех пар лекций в горле саднит, как от наждака, купить билет на обратную дорогу, да мало ли чего еще из элементарных проявлений внимания, что очень облегчает жизнь, а, заодно, и общение людей.