Неплохо было бы обзавестись кем-нибудь из надёжных военных специалистов, и в недрах партии левых эсеров обнаружился целый подполковник – легендарный Муравьёв. Его назначили главнокомандующим обороны Петрограда, и он согласился, хотя их ЦК в те дни запрещал членам своей партии занимать ответственные посты. Впрочем, Муравьёва нисколько не волновали запреты, равно как правила, приличия и всё остальное – данный товарищ являлся полным отморозком даже по меркам собственной партии. Едва вступив в должность, он выпустил «Приказ № 1», где давал своим подчинённым право расстреливать на месте, без суда и следствия, всех, кого они сочтут контрреволюционерами. Потом этот приказ долго и мучительно отменяли – так, чтобы и левых эсеров не обидеть, и с беспределом покончить…
Гатчинский гарнизон сидел в казармах и плевал на все призывы как ВРК, так и бывшего премьера, так что казаки легко заняли город. Керенский дал торжественную телеграмму: «Город Гатчина взят войсками, верными правительству, и занят без кровопролития. Роты кронштадтцев, семёновцев и измайловцев и моряки сдали беспрекословно оружие и присоединились к войскам правительства».
На рассвете 28 октября корпус Краснова, от которого, после того как пришлось выделить некоторую часть казаков для охраны Гатчины, осталось 480 человек, подошёл к Царскому Селу. На окраине города их встретил пехотный отряд численностью около батальона, потом к солдатам подошли члены казачьего комитета, и обе стороны сошлись в совместном митинге.
И тут на дороге из Гатчины показались несколько автомобилей. Это прибыл сам министр-председатель с адъютантами и в сопровождении каких-то нарядных и весёлых дам – премьер явно не терял времени даром. Завидев митинг, Керенский встал на сиденье автомобиля и обратился с речью к солдатам. Пока те слушали, в толпу с тылу пробрались казаки и стали отбирать оружие. Безоружные солдаты грустно направились в казармы, остальные кинулись в парк, где начиналась территория Военно-революционного комитета, и снова подняли стрельбу. Закончилась разборка, лишь когда подошли пушки. После первых двух залпов солдаты разбежались, и к вечеру казаки вступили в Царское Село.
В 11 часов ночи Керенский радостно телеграфировал в Ставку:
«Считаю необходимым указать, что большевизм распадается, изолирован и как организованной силы его нет уже и в Петрограде»