АННА. Хорошо. (Пригубливает вино).
СИКЕРТ. Вот. Действие яда уже чувствуется?
АННА. Вино действительно хорошее.
СИКЕРТ. Естественно. Дешевые женщины и отличное вино. Это мой рецепт долгой и счастливой жизни.
(Пауза. Он наблюдает, как она пьет вино).
АННА. Что? Почему вы так на меня смотрите?
СИКЕРТ. Сейчас, сидя у камина, вы удивительно красивая.
АННА. Это так далеко от правды. И в любом случае совершенно неуместно.
СИКЕРТ. Красота или ее отсутствие – понятия сугубо субъективные, но всегда уместные. Нисколько не сомневаюсь, что я не первый, кто нахожу вас красивой, и мне очень хочется нарисовать вас в наготе.
АННА. Не надейтесь.
СИКЕРТ. Почему? Вы стесняетесь своего тела?
АННА. Нет. Но нет у меня потребности показывать его каждому встречному. Я здесь, чтобы взять у вас интервью, а не для того, чтобы устраивать стриптиз ради вашего удовольствия.
СИКЕРТ. На самом деле вопрос, почему вы здесь, остается открытым, во всяком случае, для меня, но я нахожу интересным вывод, к которому вы пришли, будто обнаженной быть вам. Я вполне мог подразумевать, что голым быть мне, тогда как вы облачитесь в глубоководный скафандр с огромным металлическим шлемом.
АННА. Я думаю, вы просто пытаетесь шокировать меня, выводя из душевного равновесия. Как я понимаю, это то самое средство, которое вы используете для самозащиты.
СИКЕРТ. То есть моя маскировка с тобой не сработала? Безнравственный, но при этом достаточно милый и безвредный старый эксцентрик, которому нравится флиртовать с молодыми женщинами, но в реальности никакой угрозы он из себя не представляет и, возможно, немного ку-ку. Что ж, на самом деле это только одна из моих личин. За долгие годы, износил не одну. Начинал я на сцене, знаете ли. Играл с Генри Ирвингом и Эллен Терри[2] в «Лицеуме». Гастролировал по провинции. Мой дебют в Шотландской пьесе запомнился надолго. Первый выход, я открываю рот, за что-то цепляюсь ногой и приземляюсь на пятую точку. Три ведьмы начинают смеяться и не могут остановиться. Молодым человеком, по причинам, которые до сих пор выше моего понимания, меня определили на роль глубокого старика в пару к великой польской актрисе Хелене Моджеевской, в которую я без памяти влюбился. Я заказал дорогую накладную бороду, но, к сожалению, в день премьеры она еще не прибыла. На счастье в спектакле на сцену выходил живой осел, и я отчаянии я срезал волосы с его хвоста и соорудил из них более-менее пристойную бороду. Но когда вышел на сцену и в полной соответствии с ролью наклонился, чтобы целомудренно поцеловать Моджееевскую в лоб, она посмотрела на меня большими синими глазами, в которых мне так хотелось утонуть, и нежно прошептала на ухо: «Уолтер, твоя борода воняет, как ослиная жопа». Театральные люди лелеют редкие маленькие успехи, но помнят, по большей части, катастрофы.