Колесо Судьбы - страница 28

Шрифт
Интервал


А я в таверне зарылся в подушки и заснул.

Я не позволил себе догадаться, что на самом деле случилось.

* * *

Разбудил меня Френ. Рано разбудил – рассветные лучи еще только бледнили небо. Я спросил кофе, и Френ сразу протянул мне чашку черного, жаркого, очень сладкого, только что заваренного напитка из зерен, выращенных в Дивных землях.

– Плохие новости, мессир… – С некоторых пор он перестал называть меня «ваша милость» и стал называть «мессир».

«Ваша милость» – это обращение к принцам крови. А «мессир» – обычный патриций. Хотя форма уважительная. Если честно, мне было все равно, как он меня называет. «Мессир» – даже лучше, меньше привлекает внимания посторонних. Беглецу внимание ни к чему.

– Ну, что еще? – я сморщился, потому что обжег язык и губы.

– Гадкие сплетни, мессир.

– Лара? Я знаю, ее заперли во дворце в арестантской. Но сейчас она дома.

– Хуже, мессир.

Я и сам знал, что всё плохо. Ощущение беды наползало грозовой тучей. Сердце трепыхнулось и забилось яростно, как перед дракой. Я отставил пустую чашку, спешно оделся и сбежал вниз. На доме, соседствующим с гостиницей, имелась «доска» новостей. Ночью она была заново оштукатурена. И с утра на ней появилось уже несколько надписей.

«Скандал во дворце. Отвергнутая фаворитка».

«Сватовство короля».

«Унижение фаворитки».

«Гвардейцы дают урок покорности фаворитке».

В последней новости было что-то гадостно-уклончивое, как в словах Френа.

– Говорят, ее друг за другом десять гвардейцев оприходовали, – хохотнул у меня за спиной женский голос.

Развязный шепелявый говор, я даже уловил запах перегара, хотя женщина стояла довольно далеко. Я обернулся. Их было двое – краснощекая пышка в меховой накидке и широкой синей юбке с воланами и оборками – мода воистину гармская, и рядом с нею востроносая, уже начинающая седеть особа в черно-коричневом платье с глухим воротником. Обе сладко улыбались, представляя в подробностях происшедшее с Ларой.

Я бегом взлетел на второй этаж к себе. Теперь уже голубь-фантом помчался к дому Лары. Картина всеобщей суеты – ворота распахнуты, во дворе – карета, слуги спешно грузят вещи. Лара, закутанная все в ту же серую шаль чуть ли не с головой, сидела в карете, дожидаясь, когда привяжут ремнями сундуки.

– Их было трое, – шепнула дородная рыжая тетка в темном платье другой служанке, веснушчатой девчонке лет пятнадцати, что укладывала платья в последний сундук. – Госпожа сказала, что мерзавца зовут Жерар. А двое других ее держали.