Орудие Судьбы - страница 16

Шрифт
Интервал


Он вздрагивает и просыпается.

– Мне приснилось, что сегодня была свадьба.

– Знаешь, милый, это не сон.

– Не сон. Ты была закутана как кукла в эту красную ткань с золотым шитьем. А почему не спишь?

– Любуюсь на свою работу.

Он привлекает меня к себе, замыкает в кольцо рук. Я целую его в губы. Трусь щекой о его щеку. Какая нежная ровная кожа!

– Странное чувство… у меня все новое – новое лицо, новая жена, новая жизнь…

– У тебя была старая жена?

– Была наложница. Жила в этой таверне.

– Еще скажи – в этой комнате.

– Да, как раз в этой комнате. Она удобная. И в окна никто не заглянет – напротив только крыши.

– Какая прелесть.

– Это было давно – еще до моей поездки в Гарму. Я платил ей серебряный флорин за встречу. А потом…

– А потом?

– Однажды утром она собрала вещи и исчезла.

– Как ее звали?

– Зачем тебе это?

– Просто запомнить. Отобрать у тебя часть памяти о ней.

– Лану́. Ее звали Лану́. Она всегда приносила сладости – орехи с медом. И соленые орешки. Ее пальцы были – сладость с солью.

Я касаюсь языком его губ – их вкус соль с медом. Сила магии материализует воспоминания. Этот вкус – фантом. Раниер покрывает мою шею поцелуями, потом груди. Потом – соски. Обводит каждый языком. Мед с солью – я тоже умею вызывать подобные фантомы. Он упирается ладонями в кровать, нависает надо мной. Запах соли и меда пропитывает комнату.

– Тебя надо было принять в Орден. Ты – палач, самый страшный палач, которого я знал.

* * *

Мы сидим под тентом и смотрим на улочки Аднета, что сбегают вниз к главной дороге, к воротам, что ведут на север – к порту и Слепому морю. Полдень. Самая жара. Но Раниер забирает энергию из окружающего мира, и вокруг нас прохлада. Легкий ветерок веет, треплет его длинные волосы, совлекает с моей головы тонкую накидку из виссона.

– Куда мы теперь?

– Наймем корабль и отправимся в Гарму.

– У тебя есть средства, чтобы нанять корабль? – недоверчиво спрашивает Раниер.

Я отвечаю не сразу – любуюсь его лицом, вернее своей работой, оторвать взгляд не могу, он теперь мой во всех смыслах. Шрамов почти не осталось – едва заметные белые точки, прерывающие узоры татуировок. Часть из них пришлось свести – вокруг рта, вокруг носа. Нет, все же один шрам сохранился – в углу рта, что придает его лицу ехидное выражение, как будто Раниер все время усмехается.