Через несколько минут тишины в коридор осторожно выглянул Стёпка с планшетом в руках. На пороге никого не было. Дверь оказалась распахнутой настежь. Стёпка тихо и медленно прокрался на кухню. Отца и Кешки нигде не было. Мальчишка вернулся к входной двери, выглянул во двор. И только тогда расслышал, что под его маленькими ногами что-то похрустывает на деревянном полу. Увидев, что он стоит на ворохе сморщенных высохших цветов, он присел на корточки и стал их разглядывать. Только один цветок, изумрудного цвета, слабо мерцал посреди кучи истлевших соцветий и рассыпающихся полупрозрачных стебельков. Степан взял этот цветок. И тут же услышал, как в своей комнате тихо застонала мама, а сразу проснувшаяся Наташа кинулась к ней:
– Мама!
Раннее утро. Когда-то небольшой зелёный город теперь застроен домами так густо, что высаженные когда-то с большой заботой тополя остались только в старых районах и на центральных улицах, без крон, старые, прогнившие, жалкие. Во дворах же новых кварталов с высоченными махинами в девятнадцать, а то и в двадцать один этаж, росли маленькие аккуратные ёлочки и печальные кривые берёзки, обделённые солнечным светом, который никак не способен пробиться сквозь толстенные корпуса домов. Но всё же посреди дня, когда сияние от светила, усиленное многократными отражениями от стёкол окон и балконов, достигало земли, с нижних этажей открывались великолепные виды внутри тесных дворов, где редкая уже ребятня – сейчас принято детишек в детских садах воспитывать, пока родители где-то ходят целыми днями – носится, прыгает, играет.
Александра Матвеевна, заслуженная учительница на пенсии, худощавая старушенция, примерно восьмидесяти лет от роду, любила смотреть в окно, и подолгу задерживаясь после полива цветов на балконе своей квартиры, которую ей подарили её дети. Сами дети всё реже наведывались к своей матери, но не забывали: на столе, приставленном к стене, расположился чужеродный для здешней обстановки, чёрного цвета, с символом надкушенного яблока, ноутбук. Александра Матвеевна видела своих детей и внуков на экране, будто кино смотрела; слышала искажённые слабыми динамиками звуки их голосов и радовалась.
Радовалась, как когда-то в детстве, перед самой войной. Она не могла вспомнить лиц своих родителей. Только большие глаза своей мамы, в тот самый день, когда с ясного неба на город посыпались немецкие бомбы. Поэтому представляла свою семью как пару: широкоплечий парень в рабочей одежде – отец работал на одном из заводов большого города, что дальше на север от Клемска – и мама, высокая стройная девушка с длинными волосами и в платье до колен. Увы, но ни одной фотографии не сохранилось.