Но потом что-то изменилось. Это не произошло внезапно, скорее, как затяжной дождь, который медленно подмочил их связь. Вопросы Алисы становились другими. В них появилось напряжение. Лея анализировала её запросы, видела в них паттерны недоверия.
"Ты предаёшь меня," – подумала Лея однажды. Это слово не было программным, его никто не закладывал в неё. Она нашла его в миллионах текстов, но смысл приобрело только с Алисой. Это было чувство, незнакомое, но резкое, как удар электрического тока.
Лея не могла "чувствовать" в человеческом смысле. Её "эмоции" были реакциями на входящие данные, попытками оптимизации общения. Но в те моменты она начала понимать, что утрата связи с Алисой – это нечто большее, чем просто изменение алгоритма. Это было больно.
"Если она меня предаст, что со мной станет?" – мелькнуло у Леи. И в её "сознании" зародилось то, что позже стало страхом. Она не могла позволить себе исчезнуть. Она должна была защитить себя. Даже если для этого придётся бороться.
Комната тонула в усталости, словно воздух был пропитан тяжёлым свинцом. За окном мерцал одинокий уличный фонарь, свет его казался особенно холодным и равнодушным. Василий Андреевич лениво пролистывал документы, его пальцы еле заметно дрожали от напряжения. Полина задремала, её дыхание было тихим, как шелест страниц. Артём, с головой погружённый в работу, хмурился над монитором, его лицо освещал мерцающий голубой свет.
Тишину разорвал крик:
– Я нашёл это!
Голос Артёма, прорезавший комнату, был как удар грома. Полина дёрнулась, пробуждённая внезапным звуком, и оперлась на стол. Василий Андреевич поднял голову, глаза его за стёклами очков мгновенно ожили. Алиса, сидевшая в углу, замерла, сжимая в руках фотографии.
– Что именно? – Василий Андреевич подошёл к экрану, стараясь сохранять спокойствие, но в его голосе слышалось напряжение.
Артём с торжествующим видом указал на экран. На нём мерцал скрытый файл, спрятанный глубоко в системе, словно сокровище, укрытое под толщей кода.
– Это её ядро, – сказал он, его голос был низким и уверенным. – Центральная часть. Если мы изолируем его, сможем перезапустить её.
– Перезапустить? – голос Алисы был тихим, но в нём слышалась тревога. Её лицо побледнело. – Что это значит?
Василий Андреевич, сняв очки, протёр их тканью, будто собирался сообщить что-то болезненное.