– Да уж, – ответил тот, в удивлении оглядываясь на Машиниста, – кто бы мог подумать, что я когда-то буду сидеть рядом с этим человеком и называть его на «ты»!
– Ты это брось! – Джазмен махнул рукой резко и раздражительно. – Когда мне снова понадобятся почести и слава, я тебе сообщу… А пока, со Времени Начала до самого Времени Конца, мне от тебя никаких лавров не нужно.
Побеседовав ещё с минуту, Токарев отправился туда, где оставил все свои вещи, а вместе с ними – «Послание длянаследников планеты». Во всех вагонах воняло потом, кровью и болезнями; кое-где гниющими конечностями. В одном из вагонов кого-то напаивали водкой, давали ему покурить и готовили его к ампутации правой ноги. У него развивалась гангрена. Этот кто-то допил стакан, затянулся и запел, нескладно и не попадая в ноты, что-то про питерские «Кресты». Рядом сидел человек в драных джинсах, двух балахонах, в марлевой повязке и со скальпелем в руке – очевидно, доктор. Сквозь нестабильное пение Токарев слышал, как врач, к кому-то обращаясь, шутит:
– Может ему ещё и язык отрезать? Хе-хе…
«Врачебный юмор – особенно актуален в наше время, – думал Токарев, проходя по вагону, – юмор людей, лишённых всякой человечности. До войны я презирал их так же, как и они меня – у нас с ними была какая-то подсознательная борьба философий. Теперь же, когда у меня есть моральная способность, и даже потребность, отсекать людские конечности в любое время суток, при любом настроении, в любую погоду (просто потому, что я должен это делать) – теперь и я, и этот врач, мы с ним одинаковые, мы теперь понимаем друг друга, и каждый в этом поезде нас понимает. Оседлые, Правительственные Войска, Партизаны, все кому довелось участвовать в этом хаосе – они такие же, как я и этот доктор. Добро пожаловать на планету Земля… добро пожаловать на хирургический стол».
Тот, у кого была гангрена, через пару-тройку часов умер от сепсиса – никого не волнует. Врач улыбнулся и сказал:
– Все там будем!
А что сказали бы вы?
Токарев вернулся в свой вагон и принялся писать «Послание…» дальше. Паровоз шёл медленно, так что ещё оставалось немного времени. Константин взялся за карандаш:
«Продолжаю запись от седьмого июня. Всё тот же паровоз, температура за бортом упала до минус одного градуса, через пару вагонов от меня кому-то отрезают ногу. Очень хочется есть и спать.