– Ты нам вот еще что скажи – произнес Тихон Валерьевич так, будто собирался задать крайне серьезный и ответственный вопрос, – Ты с нами, или как?
На улице вечерело.
Дети, вымотанные дневными репетициями и подготовкой к вечерке, пользовались любой свободной минутой для отдыха и старались хоть как-то развеяться. Детская площадка была забита пионерами, которые ждали скорого наступления ужина. Казалось, что горки и качели они видят вообще впервые – настолько яро они хотели успеть на них покататься. Ребята постарше, в свою очередь, облюбовали лавки и прятались в тесных беседках у клуба, чтобы побыть немного наедине и не выполнять вожатских указаний.
В это время лагерь был полон детских голосов. В корпусах почти никого не осталось, ибо все приготовления теперь осуществляли уже вожатые, которые проверяли реквизит и старались не упустить ничего из виду. Паранойя, которая грозила накрыть их в эти непростые минуты, постепенно уходила на второй план, ибо точка невозврата была уже почти пройдена – от вечернего мероприятия их отделял только ужин и получасовой промежуток времени на переодевание и подготовку к выступлению.
Всё шло своим чередом. Пионеры и вожатые знали, что тяжелая и выматывающая вечерка всё равно отгремит и отряды выступят на сцене, после чего все смогут спокойно выдохнуть и развлечься на дискотеке. Эта мысль грела каждого, кто сегодня должен был выступать в театре или руководить всем действом своего отряда из-за кулис и в диджейской. Так, или иначе, всё должно было закончиться хорошо.
А тем временем у Макара всё было очень плохо.
Он опрокидывал уже четвертый стакан коньяка, слушая рассуждения столяров о жизни, политике, женщинах и вообще обо всём том, до чего сейчас Маку не было совершенно никакого дела. В голове у вожатого стояла муть, язык слегка онемел, а кусочек кожуры вялого помидора осел в горле и грозил перерасти в рвотный позыв.
Ну а пока Макар старался не поддаться опьянению и явно проигрывал в этой неравной схватке, столяра заканчивали свою творческую работу.
– Мы веть ешшо с Петровичем…ИК…этат лахерь строили – промычал Тихон Валерьевич заплетающимся языком, параллельно занимаясь шлифовкой шеи диплодока. На ногах он стоял не крепко, зато руки его, на удивление, работали наждаком бодро и упорно, словно жили отдельной от пьяного тела жизнью. – На этам месте ж не было р-раньше нищего. Поннначалу так ваще санаторий лепили. Да, я серьезно те гаворю! В итоге пастроели тольк фантаны да дороги. А! Еще забор вы-выставили. Хотя стена до сих пор держжжится… М-да, этаго не отнять. Будем!