Автобиография с отступлениями и размышлениями. Часть 1. До войны - страница 5

Шрифт
Интервал



Семья Уровых в 1914 г

Отец

Благодаря четырем классам церковно-приходской школы и красивому каллиграфическому почерку, всю действительную службу вплоть до Октябрьской революции отец прослужил в должности писаря в Главном Морском штабе, а точнее – в Гвардейском экипаже, в здании, что расположено на Дворцовой площади напротив Зимнего дворца.

Служба в столице, к тому же в такой привилегированной части, постоянное общение с чинами штаба, среди которых безусловно были образованные люди, позволила отцу расширить кругозор, приобрести внешние и внутренние черты, которые впоследствии отличали его от других крестьян. Он регулярно брился, имел летнюю и зимнюю одежду городского типа, имел даже наручные часы, что было в то время редкостью вообще, а в деревне тем более. Эти часы он выиграл в лотерею во время службы. Мне они запомнились одной деталью, которую мне не приходилось видеть больше ни в одних часах – они были с решеткой, которая предохраняла стекло от повреждения.

Были у отца и другие внешние отличительные черты, которые свойственны людям, прослужившим в армии или во флоте, но главное, что выделяло его среди других крестьян – это широкий кругозор и интеллектуальный уровень. Он любил читать и читал много. Собственных книг было в доме немного, большинство религиозного содержания, книги он брал у местной интеллигенции – двух учителей, и у попа, с которым он был в большой дружбе. Любовь к чтению он привил и всем своим детям. Что всего удивительней, он любил и ценил оперное искусство. Мне запомнились его рассказы о каком-то певце Шаляпине, который пел так, что при этом раскачивались люстры и дребезжали стекла в окнах театра. Эти рассказы, сильно конечно преувеличенные предназначались и рассказывались не мне, а взрослым, но я к ним прислушивался, хотя в то время не имел никакого понятия об опере, о Мариинском театре, даже о самом Петрограде.

Возможно эти рассказы отца не сохранились бы у меня в памяти, если бы не два обстоятельства. Во-первых, в селе у нас был собственный Шаляпин, так звали одного басовитого мужика, певшего в церковном хоре. Настоящая фамилия его была Бачарин, а уличное привившееся прозвище пошло, как мне кажется, от отца, который восхищался Шаляпиным и много о нем рассказывал. О любви отца к опере свидетельствовал и такой факт. Однажды, когда мы жили уже в городе и испытывали нужду в деньгах, так что их не было на детские билеты в кино, отец повел меня с матерью на оперу «Борис Годунов», которую в местном клубе железнодорожников ставила какая-то заезжая труппа. Не помню, какое впечатление произвела на нас опера, но хорошо помню как на этот раз отец более подробно рассказал нам с матерью о своей службе в столице, о Мариинском императорском театре, о Ф.И Шаляпине, которого он неоднократно слышал, в том числе в заглавной роли в опере «Борис Годунов».