Старик замолчал и тяжело протяжно выдохнул – видно было, что воспоминания давались ему нелегко.
– Что было дальше, дедушка. – Спросил Влодьзимеж, знавший, что театральные паузы предка могут длиться часами.
– Не знаю, сколько я провёл в одиночестве, но потом открылась дверь, и вошёл человек в белом и с маской на половину морды. Он подошёл ко мне и бесцеремонно ткнул в бок кончиком резиновой дубинки. Значит, слушай меня сюда, ублюдок, – сказал он, обращаясь ко мне. Из-за одного тебя, животного, перерисовывать все на свете иконы никто не будет! Понял? Так он мне сказал. Ну а даже если представить себе, что подобная операция увенчается успехом, никто, псина ты эдакая, не гарантирует, что среднестатистическая бабка Агнешка из Слупска согласится что-либо выпрашивать у седовласого рептилоида.
– Почему – рептилоида? – Не догадался сам пан Тадеуш.
– Объясните ему кто-нибудь, ибо мне противно размусоливать очевидное подобным великовозрастным лбам.
– Вам же в самом начале, Фабисяк, сказали, что Бог по своему образу и подобию создал не людей, а инопланетян – рептилоидов. – Возмущённо воскликнула Бузек.
– Ну, вы там поосторожнее. – Предупредил директор. – Что за фамильярность? Какой я вам Фабисяк.
– Обычный Фабисяк! Чем больше я вас узнаю, тем меньше мне хочется работать под вашим началом. Возьму и уволюсь.
– Как это? Натворили дел и дёру?
– Вы никому ничего не обязаны, Людгарда. – Нежно произнёс престарелый дедушка Ежи. – И уж тем более Фабисяку. А тот подвал я покинул через месяц, будучи тяжело больным человеком. Очнулся на каком-то тротуаре. Пьяным. Одетый в какую-то нелепую шубу. А в кармане шубы я нашёл вот это.
Старик протянул девушке лист бумаги.
– Справка о наличии у вас последней стадии шизофрении? – Удивлённо воскликнула Бузек. – Какие же они твари!
– И почему я не сомневался. – Не рискнул вслух произнести пан Тадеуш, а потому только подумал – думать всегда безопаснее.
Преисполненное сочувствием молчание прервал Влодьзимеж, указав на то, что каким бы страшным не было прошлое Польши, будущее может оказаться куда ужаснее, для чего и надо лишь предаться безустанной скорби и напрочь позабыть о преступнике разгуливающим по Быдгощу с крадеными препаратами. Эта короткая пронзительная речь не могла не вдохновить собравшихся на бурную деятельность.