Он поднялся, грузно побежал. Но куда убежишь в этой чертовой тайге? Метров пятнадцать – деревья уплотнились, выросла стена бурелома, которую ни объехать, ни обойти! Поставил фонарь на рассеянный свет, полез на «баррикаду», скатился в мешанину веток и колючек, из которых выпутывался целую вечность! Двинулся вприсядку под пышные ели, дальше просто полз, не замечая, что рот забивается землей и перепревшими иголками. Плевать на все, он был на свободе, пусть временно, а это много стоило! Стиснув зубы, глухо рыча, прорывался сквозь залежи, переползал канавы и овраги, ворочался в кустах. Иногда застывал, прислушивался. Сзади различался слабый шум. Впереди тоже были люди – звуки затухали, потом, наоборот, становились отчетливее…
Он догнал беглых зэков в полутора верстах от колонии. Те исчерпали последние силы, грузно попадали в траву на крохотной поляне, хрипло кашляли. Нервы звенели как струны, чье-то чуткое ухо уловило треск сучьев. Шухер вышел знатный: зэки покатились за поваленные деревья, разлетелись по кустам. Хорошо хоть палить не стали из захваченных автоматов.
– Эй, не стреляйте, – бросил Павел Евдокимович, вставая на всякий случай за дерево, – свои.
– Свои, говоришь? – выдержав паузу, проворчал сиплый голос. – А все свои уже здесь, одни чужие остались. Ты что за хрен с бугра, откуда нарисовался? Погодь-ка, – задумался говорящий, – уж больно голос твой знакомый… Не из вертухаев, точно. Нашпигуем его, братва? Нахрена нам этот лишний геморрой?
Кто-то передернул затвор, засмеялся дребезжащим смехом.
– Неужто не любопытно, Бархан? Да не бзди ты, давай базарить. Не вурдалак – не покусаю. Но учти, времени нет, вертухаи на хвосте, минут через тридцать будут здесь. Так, выхожу, шмалять не станете? У меня фонарь.
– Выходи, мил человек, – ухмыльнулся заключенный с погонялом Бархан, – засвети свое личико. Только не дрыгайся, не мельтеши, не то, сам понимаешь…
Павел Евдокимович поднял фонарь и протиснулся через кустарник. Пистолет висел, зацепившись спусковой скобой за палец. Поляна помалкивала. Он вышел на открытый участок, осветил лицо. Затем нагнулся, поставил фонарь под ноги. Словно тусклую лампочку зажгли: озарилось узкое пространство, переломленный пополам догнивающий паданец.
Высунулась из ветвей физиономия, перекосилась в ухмылке. Справа показался кто-то еще, привстал обретающийся за паданцем «мухомор» – небритый, изрытый серыми пятнами. Публика собралась не самая респектабельная. Легкие фуфайки с пришитыми номерами, стоптанные сапоги. У парочки за плечами худые вещмешки. Автоматы побитой охраны были, разумеется, при них. Уплыл пистолет из руки – чуть с пальцем не оторвали. Зэков было пятеро, явный перебор, они бы еще весь барак с собой взяли!