– Вот именно, что не успела! Ты просто не писала! Не писала!
– Как я могла писать? Я же ничего не знаю! – оправдывалась я, словно искала спасение в своих словах.
Но Голос продолжал свой повелительный монолог:
– Запомни, если ты не начнешь писать, вся твоя жизнь пойдет наперекосяк! Мне угрожали? Но тогда я не слишком задумывалась об этом, лишь поражалась снам, а как действовать – не знала. Сверхъестественные силы, казалось, любили поучать начинающую поэтессу, ибо с того самого стихотворения рифма стала неотступно сопровождать мою жизнь. А потом до меня добралась и нечисть.
Она являлась мне в образе совершенной красоты, холодной и постной. Я видела прекрасную девушку, белую, как снег, и идеальную, как античное божество. На ней была накинута туника, словно у греческих богинь, а её лицо, иконописно блестящее, не излучало ни капли доброты. Полагаю, Андерсену и в его «Снежную королеву» можно верить, но всё же моя была другая. Моя была тонка, хрупка, изящна и одежды на ней было немного. Студеница общалась со мной мысленно, призывая отдаться силам тьмы.
– Зачем? – недоумевала я. – Почему я?
В голове роились мысли: что я успела сделать такого дурного за свою короткую жизнь, что меня уже тянут в омут с головой? Но объяснений не было – лишь повелительный толчок в пропасть.
– Ты злая, и тебе не исправиться, как бы ты ни хотела!
– Нет! – отрицала я.
– Ты злая! – холодно звучал её голос в моём сознании, слова острые, как лезвия. И эти лезвия врезались болью в мой мозг и мне, кажется, в голове струилась кровь… Меня охватила буря противоречивых чувств: досада, злость, растерянность. Я мотала головой, отчаянно отрицая услышанное, но красавица стояла недвижимо, словно изваяние. Её большие, чёрные, как бездонная пропасть, глаза пронзали меня насквозь. Они были единственным контрастом её белоснежной фигуры, и, глядя в них, я словно проваливалась в пустоту… Слова молитвы вернули меня к реальности. Я зашептала их быстро, чтобы успеть удержаться на краю, куда затягивала тьма её взгляда: «Отче наш…» Эти спасительные слова, словно соломинка для утопающего, вытягивали меня на поверхность. Когда я дошла до середины молитвы, всё исчезло, и я очнулась.
Ад, как будто возникший из недр юношеского сна, явился мне в лицах грешников, хотя и искажённом отражении. Один из его кругов, сродни описанному Данте, но в обрамлении современных реалий. Я оказалась в классе немецкого языка своей школы, который стал сценой для этого странного представления. В помещении находились люди, обнажённые и , тела их изобиловали гениталиями в самых неподобающих местах. Так, на спине одного из них, разместились три женских органа, которые она пыталась достать руками и сделать себе кайф. Но это не получалось, потомучто влагалище находилось на спине и бедной приходилось извиваться, чтобы достать хотябы до одного. Это зрелище, одновременно будоражащее и отталкивающее, переносило меня в мир абсурда, где нормы разорваны, и грех принимает свои необычные формы. Каждое мгновение казалось бредом, но в то же время – страшной реальностью, побуждающей к размышлению о человеческой природе и её тёмных закоулках. Этот гротескный сон стал зеркалом, отражающим те потаённые уголки души, о которых мы предпочли бы не думать. И опять же -зачем мне подростку показывать подобные картины, которые засели в моей голове и до сих пор бередят душу. К чему готовили меня подобные сны? Чтобы я не грешила в дальнейшей жизни?