– Мирочка, что случилось? – заботливо спросила наш куратор, аккуратно подступая к Мире.
– Там в бане девушка. Бледная.
Я заглянула внутрь помещения.
– Тут никого нет. – Меня до сих пор трясло от вопля Миры.
– Она в самой бане, а не в предбаннике. Хотя там точно никого быть не могло, потому что я сама только что оттуда вышла.
Набравшись храбрости, я вошла внутрь. Яркий аромат парфюмерии приятно щекотал нос. Мира явно пользовалась дорогой зарубежной косметикой. Цена одной баночки наверняка была такой же, как и половина моего гардероба. Я толкнула деревянную дверь с ромбовидным окошком. Капли воды сбегали по лакированным панелям. Воздух был влажным.
– Там никого нет, – констатировала я, выходя на улицу.
– Похоже, призраки из усадьбы добрались и до нас.
Мы все втроём посмотрела на парня, примерно нашего с Мирой возраста, который чуть ли не перелез через забор. Женщина, что стояла позади него, отвесила ему крепкий подзатыльник и за футболку стянула с забора.
– Балабол, – шикнула она него.
***
Ирма.
В дверь стучали так, словно её хотели снести с петель. Капли, что проливной дождь кидал в окна, только усиливали грохот. Ирма взяла со стола подсвечник с почти догоревшей свечой и пошла, открывать дверь. Она уже знала, кто будет стоять на пороге.
Весна в этом году оказалась щедра на ливни. И не смотря на май месяц, погода стояла холодная. Поэтому целительница плотнее закуталась в вязаный платок, перед тем, как открыть незваной гостье.
Женщина, стоявшая на крыльце, промокла до последней нитки. Капли дождя стекали по её лицу и попадали прямиком в рот, стоило ей только его открыть.
Ночное небо озарила молния, после которой повторился раскат грома.
– Ирма, миленькая, выручай. Настька разродиться не может. Уже с полудня мучается девка. Боюсь, помрёт и ребёночка с собой утащит. Борька с меня всю душу за это вытрясет.
– А я с самого начала говорила, не правильно мальчишка лежит, ножками вперёд. Говорила же поворачивать его надо, но твой Борька меня к своей благоверной не пустил. Как худо стало, так прибежали.
Женщина упала в ноги Ирмы. Обхватила её колени, да запричитала:
– Ой, знаю, миленькая, знаю. Борька мой упрямый осёл, как что в голову свою страдальную вобьёт, так потом ничем не вышибешь. Вон перед самыми родами в город уехал, сказал, на заработок, а там, кто его знает? Может, соврал?