– Соврал, соврал, – сказала целительница, поднимая гостью на ноги. – Ну, пойдём, помогу я вам. Надейся, что не поздно.
Женщина испуганно несколько раз перекрестилась.
Ирма затушила свечу и поставила подсвечник на подоконник. От такого дождя ни один зонт не спасёт. Она пока с Полиной, гостьей, разговаривала, сама чуть ли не вся промокла.
Недолго думая, Ирма как есть вышла на улицу. Закрыв за собой дверь на старый и ржавый замок, каждый оборот которого резал слух своим ужасным скрипом, она направилась вслед за Полиной. Им предстояло пройти около двух километров до дома, где их ждала измучавшаяся роженица. Грязь противно чавкала под ногами, галоши постоянно в ней застревали. Целительница уже много раз пожалела, что не сменила обуви. В такой ливень Берёзоньки разом притихли. Даже собаки не лаяли. Запрятались по своим конурам да тряслись от страха всякий раз, как гром с молнией грянет.
Крик Настасьи, молодой жены Бориса, сына Полины, они услышали ещё за домов семь. Перепуганная Полина почти бежать бросилась, что в её весе было не таким уж и лёгким занятием. А вот Ирма спешить перестала. Крик Насти был страшным, но добрым. Сама девка справилась. Малыш почти на подходе.
Уже через час маленький белокурый богатырёк трапезничал грудным молоком. Новоиспечённая мама хоть и была вымотана, но на своё чадо смотрела с великой любовью, на которую способная измученная длительными родами мать. Ирма в тазу с тёплой водой руки от крови мыла. Полина вокруг целительницы словно вокруг новогодней ёлки носилась. Муж Полины, Святополк, на улице нервно уже пятую самокрутку докуривал. Едва сын Бориса издал первый крик, дождь прекратился. Воздух сделался чистым и ароматным.
– Ой, Ирма, миленькая, даже не знаю, как тебя благодарить!
Полина засунула руки под объёмный фартук, достала оттуда несколько смятых бумажек и торопливо вложила их в мокрые руки целительницы.
– Никому ни слово, что от меня получила. Борька приедет, пойдёт тебя благодарить. Ни слово, что я тебе дала, – шептала она на ухо Ирме, сжимая её мокрые руки.
В дом вошёл новоиспечённый дед.
– Сердечно благодарен тебе за внука, – стёр он скупую мужскую слезу.
Морщины Святополка в свете немногочисленных свечей были ещё глубже, чем днём. Смерть восьмерых детей на нём сказалась куда хуже, нежели на Полине. Полина вообще была бабой-огонь. И в горящую избу войдёт, коня на скаку остановит. Её в Берёзоньках знали, уважали и боялись. Она единственная кто у Гречихина, местного помещика, домоправительницей задержалась на долгие годы. Другие слуги, как перчатки менялись. Характер у него был скверный, рука тяжёлая. Да и отмену крепостного права он не признавал.