Мишка читала с большим удовольствием, потому что за «музыкальную» осень, под звон старых струн, которые каждый день приходилось заново подтягивать, чтобы они издавали хоть какой-то звук, у нее в голове образовалась пустота, требующая заполнения. Лежа на ковре, Мишка задавалась простым вопросом: почему папа бросил ее сразу, когда она родилась, а мама – только когда ей исполнилось шесть лет? Про то, что мама ее бросила, Мишка знала из подслушанного взрослого разговора.
Екатерина Наумовна думала, что Мишка уже заснула, и поэтому решилась расспросить дядю Сережу о путешествии Марии.
– Не вернется она, я думаю, – сказал Сережа. Дальше Мишка слушать не стала: зачем? С мамой все было ясно.
В Мишкиной голове папа уехал в город Тель-Авив, а значит, мама должна была сделать что-то похожее. Перед глазами все время стояло странное «Губер-Кабаевск», и именно туда почему-то уехала мама. Мишка представляла себе северный город, в котором собираются разные неудавшиеся художники и актеры. Северный, потому что дядя Сережа однажды назвал маму «отмороженной», а неудавшиеся, потому что дядя Миша, известный и успешный (как говорила Екатерина Наумовна) художник, жил в Москве и Лондоне, но не в Губер-Кабаевске. За месяцы игры на гитаре Мишка успела придумать целый мир вокруг этого городка, хотя ей, конечно, не приходило в голову, что это выдумки. Картинки у нее в голове складывались из рассказов взрослых и собственных воспоминаний: что-то говорили Екатерина Наумовна и дядя Сережа, что-то Мишка помнила из раннего детства.
Чем больше представляла себе Мишка, тем больше картинки противоречили друг другу. То мама жила в квартире, то в палатке, то ночевала у друзей или родственников, то на улице. Названия – Будапешт, Киев, Суздаль, Новгород, Рублевка – звучали все время разные, Губер-Кабаевск же никогда не назывался, из чего Мишка заключила: слово это неприличное. Еще дважды от мамы приходили письма, и в обоих она просила у Екатерины Наумовны денег. Это было странно, потому что Мишка считала, что в Губер-Кабаевске деньгами не пользуются. Это предположение, по всей видимости, взялось из какой-то сказки, которую мама рассказывала ей еще во время совместной жизни. Чем больше становилось картинок, тем труднее было удержать их в голове и, главное, поверить в их правдивость.