Кустов протянул мне листочек бумаги.
– Вот, возьми, я и адрес записал, и фамилию.
– А твой знакомый не врет? – с надеждой поинтересовался я. – Или жена ему втюхивает, чтобы измену простил?
Олег только плечами пожал. Врет ли неверная жена своему мужу, чтобы избежать взбучки, нет ли, а информацию проверить надо. И он правильно сделал, сообщив о звонке в дежурную часть. Но, скорее всего, звонок окажется пустышкой: история казалась не очень-то реальной. Гулящая бабенка не знала, что бы этакое соврать мужу, чтобы тот ее пожалел, вот и придумала. А в башку не взяла, что у супруга может оказаться знакомый в милиции.
– Если трупа там нет, то с тебя причитается за ложный вызов, – хмыкнул я. Подумав, добавил: – Купишь мне эскимо на палочке. А ты потом с приятеля его стоимость стребуешь.
Олег возражать не стал.
Я спустился вниз как раз в тот момент, когда к крыльцу тихонько подкрадывалась дежурная машина. Не иначе, Боря Сорок-кэмэ за рулем.
Когда подъезжали к нужному дому, подумал: если все нормально, Олегу я сам проставлюсь – куплю ему эскимо на палочке. Все-таки лучше иметь ложный вызов, чем глухую мокруху.
Позвонил в нужную квартиру и по обретенной еще в той жизни привычке сразу сместился в сторону от дверей: береженого Бог бережет. Запоздало подумал, что нехорошо это – на труп в одиночку выезжать, даже в такое постное советское время.
На удивление, звонок работал.
– Хтоу там? – донеслось из-за двери.
– Милиция, открываем, – строго сказал я.
– Милиция? А х… надо?
С этими словами дверь открылась, и на пороге я увидел хозяина квартиры. М-да… Я и сам не очень-то маленький, но тут дядька метра под два, косая сажень в плечах. Небрит с неделю, в трусах и в грязной майке. Дядька здоровый, но на убийцу он никак не походил.
Я вытащил свое служебное удостоверение, раскрыл его, показал. Вообще-то демонстрация удостоверения была лишней. В 1977 году было достаточно того, что ты облачен в форму блюстителя порядка, обычно вопросов не возникало. Это потом наступит тотальное недоверие, и, кстати, вполне обоснованно.
А пока передо мной покачивался здоровенный амбал, пребывающий, судя по всему, в таком тяжелом похмелье, что не мог сфокусировать свой взор ни на мне, ни на моем документе. А посему он сделал совершенно правильный вывод – поверил мне на слово.