«Испуганная лань» ещё больше округлила глаза и шмыгнула курносым носом.
– Да ты не бойся, мы тебя враз согреем, – по-своему интерпретировал это шмыганье любитель булгаковской классики. – Вот у меня куртёжка чистая, только вчера нашёл.
С этими словами наш заботливый двинулся к обнажённой девчушке, снимая с себя заявленную куртёху. Резкий удар пяткой в лоб пресёк благие намерения, унося доброжелателя в густые кусты вместе с курткой.
– Да ты чё?! – подорвался с места второй собутыльник и отправился в полёт вслед за первым с возбухающей шишкой на лбу.
– Не, не, не! Я вообще не пьющий, – пошёл в отказ третий и, цапнув недопитую бутылку, растворился в зелёных насаждениях.
– Мара? – на всякий случай осведомился я, хотя после классического удара пяткой все сомнения не имели права на существования. – И какого хрена ты за мной попёрлась?
– Холодно, – проклацала зубами принцесса варов, и я только сейчас увидел, что она конкретно замёрзла.
– Ну да, не май-месяц, – констатировал я, пытаясь завернуть Мару в частично снятую с себя одежду. – Октябрь.
Если бы ко времени нашего захода в подъезд гипотетический консьерж выписался из дурки, то сейчас… нет, обратно бы в неё не отправился, не тот случай. Он бы вызвал полицию. И уже та, в свою очередь, потребовала от меня объяснений, куда я веду практически обнажённую девицу, еле-еле прикрытую в самых интересных местах. А с учётом того, что эта девица осталась внутри Марой, то и наряду полиции, и консьержу не позавидовал бы самый отъявленный мазохист. Поэтому я снова порадовался за здоровье несуществующего консьержа и, незамеченный никем, протащил Мару к себе в квартиру.
Протащить-то протащил, а вот дальше мне стало по-настоящему стыдно. Один только взгляд на эту обнажённую красоту посреди моей умызганной до последней степени халупы заставил залиться багровым румянцем от темечка на голове до ногтей на пальцах ног.
– Так и будем стоять или согреем девушку? – вклинилась в мою стыдобу Мара.
– Душ! Тебе нужно в душ, – твёрдо решил я.
Ванная комната не отличалась от всей квартиры. В ней властвовала все та же убогая ушарпаность. Но, похоже, Мару это нисколько не смущало. Или она делала вид, что не смущало. Как не смущала и абсолютная нагота в присутствии меня. Ни одной просьбы отвернуться, выйти и прочее, прочее. Поняв, как пользоваться душем, она быстренько заскочила под обжигающие струи и стала нежиться под ними, согревая своё тело.