Семилетний Марк, затаив дыхание, смотрел, как бабушкины морщинистые руки, испещрённые узором прожитых лет, открывают тяжёлую крышку сундука. Петли негромко скрипнули – звук, который он помнил до сих пор.
– Видишь? – бабушка достала кружево, тонкое, как утренняя паутина. – Это не просто узор, Марочка. Это письмена. Каждый завиток – слово, каждый поворот нити – история. Прабабка твоя, Прасковья, говаривала, что в таких узорах сицкари свои тайны хранили.
Она бережно перебирала содержимое сундука. Вот камень, гладкий, чёрный, с высеченными знаками, похожими на древесные кольца.
– А это, внучок, карта. Не такая, как в твоём атласе. Эта карта показывает путь не по земле, а по душе. Сицкари верили, что каждый человек – как дерево. Корни в земле, а крона в небе. И путь к силе лежит между ними.
В те моменты глаза бабы Насти становились глубокими, как лесные озёра, а голос звучал иначе – словно говорила не она, а сама память предков.
– Бабуль, а кто такие сицкари? – спрашивал маленький Марк, завороженно глядя на странные предметы.
– Особый народ, внучок. Не русские и не чужие – другие. Жили они по своим законам, с природой как с сестрой разговаривали. Каждое дерево для них живое было, каждая травинка силу имела. А главное их дерево – древний дуб на холме у края леса – тот вообще особенный был. Говорят, кто к нему с чистым сердцем приходил, тот дар получал – видеть то, что другим незримо.
Отец рассказывал по-другому – сдержаннее, но в его словах чувствовалась та же затаённая гордость.
– Понимаешь, сынок, – говорил он вечерами, когда они сидели на веранде в бабушкином доме, – сицкари жили отдельно не потому, что других чурались. Они хранили что-то. Что-то важное, древнее. Каждое их ремесло было не просто работой, а обрядом. Когда они дерево резали, то не просто узоры вырезали – истории рассказывали. Когда лён пряли – не просто нить тянули, а судьбу плели.
Он замолкал, глядя куда-то вдаль, словно видел те места, где стояли давно исчезнувшие деревни.
– Дед мне рассказывал, что у них даже время по-особому шло. Будто был у них свой круг жизни, отдельный от обычного мира. И всё, что они делали – каждая вещь, каждый узор – было частью какого-то большого замысла.
Бабушка к тому времени, когда Марк ребёнком навещал её, уже давно покинула деревню сицкарей и поселилась в районном центре, поближе к цивилизации – отец настоял. Дом тоже был старинный, но на несколько семей, и баба Настя не чувстовала себя потерянной и одинокой.