Теперь тут работа, и хорошо, природа.
Конечно, Ника была рада. Теперь хоть один человек живой и молодой появится тут. Будет смотреть за её домом… Люшка был хорош, среднего роста, складный парень с небольшими руками, русый и голубоглазый, чуть прищуренный. А особенно его украшал шрам на щеке, как видно, давнишний.
– А нет ли у вас невест каких? – спросил внезапно Люшка.
Ника сразу же подумала про Ларису Голенко, которая была звонкой, крупненькой и хорошо монтировалась бы с Люшкой. Лариса в одиночку воспитывала сына, работала в неврологическом интернате и была доброй и здоровой.
Но вот почему-то с языка у Ники спрыгнула Катеринка.
– Но она на пару лет тебя постарше, – обрисовав Катеринку, добавила Ника.
– Это ничего! А где она живёт?
Ника рассказала, что у Катеринки суровая судьбина и что он может полюбоваться на неё в пивбаре.
В общем, после такого сватовства, приехав вскоре на своём красном тракторе к магазину и пивбару, через неделю Люшка познакомился с Катеринкой.
А когда Ника через год вернулась в Надеждино, только что родившая сына Катеринка уже была беременна вторым, а хозяйство, прислонённое к меже, укомплектовалось двумя быками, тремя свиньями, двумя козами, четырьмя собаками прекрасных пород, так как Катеринка была собачницей, и глистявым вислоухим котом Какаином, который фактически жил у Ники в беседке, презирая весь остальной мир и нерадивую хозяйку, которая жалела ему молока.
Ника очень хотела соседей, очень. Она была счастлива оттого, что снова жизнь, и копёнки сена перед домом, и вычищенная от ясеней опушка, и детская площадка из разноцветных колёс, и ревущие быки за изгородкой, и дух навоза, и железистые мухи, тяжело налетающие в хату, и козы, которые выпущены в её заброшенный огородишко…
И даже грязноротому малышу, вечно сидящему на куче песка перед окнами, орущему, как иерихонская труба, Ника была рада.
Некоторое время.
Но нет. «Манитушники» были не рады. Им очень понадобился Никин заброшенный огород, и Никин заброшенный двор, а в её доме они бы хотели поселить родителей Люшки из Иловайска.
Они, в общем, отнеслись к Нике совершенно равнодушно и, разумеется, когда её снова и снова грабили, били окна, таскали шиферины и железо со двора, делали вид, что ничего не слышат.
А потом «манитушники», а особенно Катеринка, теперь уже дебелая многодетная мать, вступили в вацаповский чатик, который гудел вместо сарафанов, на которых в давние времена бабы носили самые удивительные сплетни.