– поэтому Бланшо и не настроен так агрессивно к языку, как Барт? Знает, что справится, и что язык от человека тоже зависит, а не только давит
– во сне по Риге у зданий папы Эйзенштейна
– не умещающимся в горле-проводнике утра удивлением, окнами-электролампочками и девушками, ни за что не желающими спускаться в горловине лифта
– посмотрев египетский альбом, за египетский труд – чистить плиту, стенку около неё, чайник, крышку сковородки, раковину на кухне
– на сундуке выросла верба. Если будет наводнение – взбирайся на неё, выдержит и спасёт
– веером вербы улыбаться в арку. С кончиков собрано немного сумерек, влажных от росы. На ветках буду встречать гостей, спасибо
– не-мехом, не-пухом, мягким и белым, щеку и плечо
– падать так легко, весна ковров
– попробуем поискать уплотнения и просветы в темноте?
– перед глазами отличный кадр, который бы тебе подарить
– так дари – положив руку на мои глаза
– прикосновение не оставить на картине или фото. Оно мгновенно, его фиксация ложна – или оно окажется связью, удерживанием. И лицо в литературе и фотографии сейчас всё менее возможно. Конец сюжета – и конец словесного портрета, который оказывается стилизацией под XIX век. На смену – портрет через ассоциации или частичный взгляд, часть, знающая, что она часть. Аналогично и в фотографии: лицо либо слишком характерно, досказано, либо слишком неопределённо. Выход – лицо как предмет среди предметов, некоторая многозначная форма?
– дело не в том, что завуалированное-зашифрованное лучше, а в том, что прямое называние огрубляет. Вода – какая? вода – и только?
– преждевременная весна на хвостах толстощёких ящериц, обветренная, обгоревшая, обточенная. Приеду встречать прозрачную высокую
– опираюсь на вербу. В клетках таблиц, но завтра вечером скорее дома
– облачный сок и остров сна руки
– ночь несёт на длинной спине. Сестры Эдды сеют лед и пекут яблочные пироги, знают невечность богов и прочность людей
– стрижи иглами от воздуха сзади
– иглой просыпающегося ежа – пыль будет глиной
– есть апельсины и свет
– спины нет
– что же ещё вижу, когда убегаешь
– но и я не сплю, отправляй бессонницу обратно. Без сна хорошо гулять и подглядывать
– нет, пока спи. Потом ты с моей бессонницей, я с твоей, подглядывая друг за другом
– киты уплыли в другие края
– с пятнистыми берегами, чтобы можно было чесать спину. Набираю солёное море, не выдерживая плечами и грудью, сгорающими в кольцах бестолковых осад. Бродящие после полуночи воспоминания оставляют морщины гор и лесов вокруг глаз, вопреки подводным законам аэродинамики