На моем плече спал некий субъект, которого тоже вскоре разбудил внезапно оживший автобус.
Познакомились: Климонтович, Коля, прозаик. Позже выяснилось, что он закончил ту же, что и я, Вторую математическую школу – на пару лет раньше. Разминулись.
Автобус постепенно заполнялся прослушавшими напутственную речь.
Заглянувший к нам сопровождающий, раздавая листочки с программой, торопливо сообщил, что место, куда поедем, хорошее, номера на двоих, кормить будут, развлекать тоже. Строго напомнил про сухой закон. Никто не улыбнулся.
К сожалению, я знал практически все входившие в автобус молодые и не очень молодые дарования. Селиться в номер было не с кем. Эта пьянь выспаться не даст.
Новый знакомый Климонтович тоже доверия не вызывал, сам был с очевидного похмелья.
Планы рушились. Незапятнанная андеграундная репутация сливалась псу под хвост.
И тут в автобус вошел незнакомец из иного мира.
Свежий воротничок из-под свитерка, аккуратная курточка, спортивная сумка в одной руке, ракетки для бадминтона в другой.
Посреди хмурого декабрьского утра ракетки показались не совсем уместными, но, как утверждал популярный тогда шестидесятнический слоган, «имеющий в руках цветы другого оскорбить не может». А имеющий в руках ракетки для бадминтона не должен был квасить по ночам и на рассвете, бить себя в грудь, обливаясь кровавыми слезами, что неизбежно будут проделывать остальные попутчики.
Вот с кем надо селиться! Этот должен спать здоровым спортивным сном!
Бадминтонист вежливо поздоровался со всеми сразу. Из чего следовало, что он здесь никого не знал.
Я высвободил плечо из-под головы вновь задремавшего Климонтовича, установил его голову по возможности вертикально и подсел к бадминтонисту, служившему, как выяснилось, артистом в театре на Бронной у опального Эфроса, но внезапно сочинившему пьесу. После чего его и отправили на встречу молодых творческих работников – уже не как артиста, а как писателя.
Наконец кортеж тронулся в путь.
Впереди милицейская машина с мигалкой и крякалкой, за ней цепочка автобусов с корявыми табличками: «Писатели», «Композиторы», «Художники», «Артисты»…
Замыкала скорбную процессию еще одна милицейская машина с такой же дискотекой на крыше.
На автобусных остановках хмурые в преддверии неизбежного рабочего дня москвичи вчитывались в таблички на ветровых стеклах в расчете на свой маршрут и столбенели, провожая взглядом нашу мрачную колонну.