Отец его был бедным учителем, и, так как мальчикам курить не положено, он собирал бычки.
Позже, когда он учился в клойзе[9], он уже завёл привычку повсюду носить с собой мешочек с табаком. Он никогда и никому не отказывал в понюшке табака, если у него было чем поделиться, а когда не было, и сам просить не стыдился.
Его звали Менаше.
Прямо из клойза реб Шоул Мараванер взял его в зятья. Реб Шоул пришёл лично. Крупный мужчина с нависающими бровями какое-то время рассматривал Менаше молча. Будущий жених был высок, широк в плечах и силён. Он был в сюртуке средней длины, наполовину хасидском, наполовину купеческом.
Реб Шоул заглянул в книгу, задал пару вопросов, поговорил о том о сём, искоса поглядывая в сторону смущённого молодого человека и, навострив уши, прислушиваясь к его скромным, кратким репликам.
А потом, привстав с длинной скамьи, тут же прервал разговор:
– Тфилин[10] бери с собой.
2
Как-то раз, в момент душевной близости, жена спросила его:
– Ты хотя бы скажи, что у этого табака за вкус? Дай и мне затянуться разок, чтоб я тоже знала!
Он вытащил изо рта скрученную вручную дымящуюся папиросу и поднёс её к губам жены.
Та вытянула губы трубочкой, затянулась и тут же закашлялась.
– Фу-у! – Она пришла в себя. – Дым и больше ничего!
Менаше улыбнулся.
– Дым, но хороший дым!
– Да чего в нём хорошего? Горький, и в глаза лезет.
Он рассмеялся.
– Всё равно хорошо, – настаивал он.
И вихрь пылающего смущения и пылающей смелости закружил двух молодых людей в своих бурных волнах.
3
Переход от нужды к жизни в достатке он принял без бедняцкой жадности. Он позволил себе одну-единственную роскошь: курил лучший табак, который только мог достать. Молодые люди из клойза прознали об этом и охотно пользовались его табакеркой.
Нехемье, старший зять реб Шоула, однажды отозвал его в сторонку, чтоб сказать:
– Что ты делаешь, эти свиньи выкурят весь твой табак!
Менаше спокойно на него взглянул:
– Как можно не дать человеку табаку?
– Глупец, ты что, не понимаешь? Делай как я: покупай табак двух сортов! – И пошёл восвояси, посмеиваясь.
Менаше промолчал в ответ, но два сорта покупать не стал.
Он проводил время в клойзе, читал Тору дома и прогуливался, опираясь на трость. Время от времени он молча подсаживался послушать беседы о делах торговых, которые реб Шоул вёл с евреями-коммерсантами. В то время каждый год принято было ездить торговать в Данциг, или в Лейпциг, или в Кёнигсберг. Реб Шоул ездил в Данциг. Своему старшему зятю Нехемье он открыл мануфактурный магазин со словами: «Сиди себе в лавке, отмеряй полотно да продавай». Нехемье попытался заикнуться про Данциг, но тесть только презрительно махнул рукой. С Менаше он и словом не обмолвился о торговле. Менаше тоже отмалчивался. Он спал со своей Итой, и не зря: у них родились близнецы, двое мальчиков.