Случилось это где-то через год, в начале лета. Мужики утром съездили на рынок для того, чтобы запастись продуктами, и, после возвращения, всё выложили на кухонном столе, а сами поехали на работу. Разбором и сортировкой продуктов – что в ящики, а что в холодильник – занималась повариха.
Поварихой в бригаде была женщина неопределённого возраста – где-то от пятидесяти до шестидесяти с хвостиком. Тётка была среднего роста, полноватого телосложения. Сама по себе она была энергичная и эмоциональная, иногда даже слишком. И вот, во времена своего эмоционального подъёма она начинала переходить с литературного русского языка на нецензурный русский, в коем она тоже имела огромный словарный запас.
Нет, на нецензурном, а в простонародье – на матерном языке она не ругалась. Она на нём просто, блин, разговаривала! А для большей убедительности и доходчивости ещё и жестикулировала руками, иногда держа в них какой-нибудь предмет с кухонной атрибутики типа большого черпака или сковородки. В общем, её монологи были настолько витиеваты и красноречивы, что никакому Чацкому и не снилось!
Так вот: пока эта самая повариха бегала и суетилась с распределением продуктов по своим местам, на кухню, совершенно случайно забрёл Толстый.
Сама кухня, к слову сказать, была на улице, под навесом. Мясо, купленное для супа, к сожалению, тоже осталось там на столе.
И вот тут-то Толстый не смог устоять перед соблазном… Пока все занимались своими делами, он злодейски похитил этот злополучный кусок мяса, ну и, естественно, слопал его в одно лицо, точнее в одну морду.
Повариха, заметив пропажу, подняла такой шум, что её, наверное, слышали не только в соседней деревне, но и на другом берегу реки.
Это уже был перебор! Повариха и так не очень-то приветствовала то, что Толстому уходит колбаса со стола при очередном застолье, а тут – МЯСО! Она ругала Толстого на чём свет стоит, размахивая большим половником и матерясь так, что листья с деревьев начали потихоньку осыпаться и птицы притихли в ближайшем лесу. Она даже пригрозила ему, что эта «пёсья морда» теперь сама в суп пойдёт вместо этого злополучного куска.
Да-а-а! Лажа. Тучи начинали сгущаться. Так как перспектива быть съеденным, как путешественник Джеймс Кук аборигенами, Толстому совершенно не улыбалась, он не стал испытывать судьбу и героически решил ретироваться с поля боя. Выражаясь военным языком: решил отойти на заранее приготовленные позиции, т.е. бежать. Благо в поле места для манёвра вполне хватало.