Старик быстро очнулся, как будто и не спал вовсе, а только задремал. С беспокойным сердцем нелегко уйти в беззаботный мир сновидений. Он улыбнулся ей и, медленно вставая, похлопал по плечу.
В этом ободрении было столько понимания и сожаления, что Эрин почувствовала комок в горле.
– Никудышный из меня воспитатель, – сказал Роберт Кармайн, когда, покончив с завтраком, они принялись за кофе, и старик увидел на блюдечке пряник, который Эрин положила рядом с его чашкой.
Сама же она пила кофе без сладостей. Ей было всё равно. Еда не приносила той радости, какую должно испытать юным душам в безоблачную пору жизни, чтобы тем самым создать фундамент для испытаний в будущем. Фундамент, сотворённый из глупых мелочей, которые потом вспоминаются с теплотой и нежностью. И порой, когда мир меняется, только эти крупицы, извлечённые из памяти, помогают человеку продержаться один день, от которого иногда зависит вся будущая жизнь.
– Наш капитан доверил мне тебя. Он не хотел, чтобы ты страдала и рисковала жизнью рядом с ним. Прости, что я оказался тем единственным, кто нашел в себе силы покинуть море, чтобы позаботиться о тебе на суше, но не справился даже с простыми вещами.
– Я не пожелала бы другой семьи, кроме вас с капитаном. Суша не пугает меня, равно как не страшило и море.
У неё не было других родителей, кроме тех, что послал случай. Капитан Роберт вынес её из клубка интриг, буквально из под ножа убийцы, покрытую кровью настоящего отца, павшего от подлого клинка.
– Я рассказывал тебе, как однажды влюбился?
Он рассказывал, десятки раз, и каждый раз как будто снова проживал свой рассказ, полный раскаяния, сожалений и стыда.
– Я влюбился и позволил себя уговорить на один займ. На дом и карету с лошадьми. Представляешь? Карету! Вот до чего бывают глупыми влюблённые. Не видят развращённости, когда не желают видеть. И когда всё стало её, мы поехали к её родственникам, в Криэльн, познакомиться с будущей роднёй. Меня вышвырнули с порога, как какого-нибудь менялу, торгующего в разнос. И мне пришлось вернуться в Арнион, с огромными долгами за плечами, я потерял профессорскую должность, когда наёмники явились ко мне и устроили погром, я попал в тюрьму, откуда меня вызволил капитан. Разве не жалкая у меня жизнь? И не смешно ли, что всё это совершил не какой-нибудь зелёный юнец, а взрослый дядька с учёной степенью и с ещё одной на подходе.