– Это сделали не вы, а другие. Не ваша вина, что вы мерили их слишком порядочной меркой. Всё в порядке. Вы хороший человек, – мягко прошептала она. – Благодаря вам, я знаю, что в мире есть добро и порядочность. Я сберегу их любой ценой. Поверьте мне! Я люблю вас и благодарна за всё, что вы сделали для меня, хотя могли бы бросить на волю случая. Вы поступали от чистого сердца – и вам не в чем винить себя и просить у меня прощения. Давайте выпьем наше кофе, пока оно не остыло, и забудем всё, что огорчает нас, хотя бы на сегодня. Потом мне нужно будет уйти. Возможно, что дело затянется на несколько дней. Важное поручение одного господина.
– Что-то опасное?
– Ну что вы, отец, нет! Обычная почта в другую провинцию, для незаконнорожденного ребёнка.
Это немного успокоило старика, и глаза его засветились маленькой радостью и тихой надеждой. Переходя от глубоких дум и воспоминаний к насущным делам, мы нередко обретаем тот естественный, незамысловатый покой, какой не могут дать другие вещи, философии и религии. Думы без дела вянут, как цветки без корня, но мысль расцветает вновь, когда мы увлечены делами или даже только говорим о них.
И снова в настоящее
Невейн почувствовал, как дрожь от тупого удара прошлась по стенкам и переборкам кареты – «ещё одна стрела» – и как что-то, зашипев змеёй, вдруг с грохотом разорвалось. За каретой потянулся шлейф красноватого дыма: ветер и скорость несущихся лошадей относили его назад.
И тут карета налетела на баррикады, спешно воздвигнутые теми, кто был впереди. Из-за укрытия они посылали камни из пращей, не находившие целей, и стреляли из арбалетов. Вернее – попытались стрелять. Откуда-то издалека прилетела ещё одна разрывная стрела, и всю дорогу, препятствие и часть леса заволокло багровым туманом.
Невейн вдохнул частичку этого тумана и тут же закашлялся. Всё помутилось перед глазами, звуки битвы стихали, сердце гудело в груди.
Он выглянул в окно. Краснота медленно покидала белый свет, он стал различать кое-что, но звенящая темнота в голове не уходила, а продолжала разрастаться.
Тёмные росчерки рассекали дым, и бегущие силуэты нападавших валились на землю. Что-то мягкое стукнулось о дверцу кареты, и Невейн, отпрянув, с ужасом успел различить мрачное и грязное, бородатое лицо, искаженное пульсирующей болью, с закатившимися глазами, как будто заглядывавшими за спину, огромными мясистыми губами, которые беззвучно шевелились, безутешно (так подумал Невейн) пытаясь сказать что-то несвязное. Когда он сполз вниз, принц увидел, что у него из подмышки торчит древко стрелы.