Яркий свет от лампы ослепил меня сквозь сомкнутые веки. Я зажмурился и прикрыл лицо руками, пытаясь закрыться от назойливого света. Неудивительно, что моя койка пустовала – лампа висела прямо над моей койкой.
– Шесть утра! Подъём, всем подъём! – раздался скрипучий голос из динамиков, нарушив тишину и покой. Немного полежав, я с неохотой поднялся и, едва спустившись с кровати, чуть не сбил с ног моего соседа – индуса. Возле входа в блок уже раздавали подносы с завтраком. Вяло переступая с ноги на ногу, я присоединился к сонной очереди.
Мне не терпелось познакомиться с русским, но, пока я дождался своей очереди, за столом, где он сидел, уже не осталось свободных мест. Утро за завтраком в тюрьме всегда проходило в угрюмой тишине – слышно было лишь, как пьют молоко, хрустят хлопьями, да вскрывают упаковки с арахисовым маслом. Закончив трапезу, заключённые один за другим возвращались на свои койки и вновь погружались в сон, который продолжался до одиннадцати часов дня – до следующего приёма пищи. Многие считали, что так время идёт быстрее.
После первого тюремного завтрака мне не хотелось спать, но и найти себе занятие было непросто. Я стал бродить по второму этажу, стараясь как можно дольше оставаться в солнечных пятнах, пробивавшихся сквозь окна. Тишина в тюрьме была столь густой, что с первого этажа доносился целый оркестр храпящих заключённых. На сердце было тягостно, и мысли раз за разом возвращались к событиям вчерашнего дня, словно бесконечная круговерть. Час прошёл в бессмысленной ходьбе и тяжёлых размышлениях, и, наконец, я вернулся на свою койку. Измождённый душевной тревогой, я незаметно уснул.
Несколько часов пролетели, словно миг. Во второй раз за день я пробудился от громкого звучания испанской речи, доносящейся с телевизора. Обеды и ужины, в отличие от утренней трапезы, проходили оживлённее – за столами не умолкали смех, шутки и грубые возгласы арестантов, наполнявшие помещение какофонией звуков.
Мы ели скромный обед: консервированный суп, курица с овощами, хлеб и десерт. В разгар трапезы голос из динамиков объявил о прогулке на крыше, и тут началось что-то невообразимое. Крики, смех, радостные вопли – арестанты восприняли известие с детской радостью.