Первый этаж был занят 25 двухъярусными койками. Половину пространства занимали кровати, и хотя света здесь не было – только неоновые лампы, отключаемые ночью – я чувствовал слабые приступы клаустрофобии, не вынося этой части блока. Остальная половина первого этажа была открытым пространством: напротив коек висел большой телевизор с плоским экраном, который все могли смотреть прямо с кроватей. В центре стоял металлический стол без острых углов, наглухо прикрученный к полу. Рядом с ним, чуть поодаль, была лестница, ведущая на второй этаж, а под ней находилась огороженная зона с душевыми и туалетами.
Когда я взглянул на верхушки зелёных деревьев, видневшихся из маленьких окон у самого потолка, мне стало ясно, что второй этаж блока был на одном уровне с улицей. Здесь, в отличие от нижнего этажа, было легче дышать, и пространство казалось более свободным. На втором уровне стояли только пять металлических столов, расположенных на значительном расстоянии друг от друга. Во всём блоке не было камер – за всем наблюдал дежурный офицер на стеклянной вышке, откуда он мог следить за большей частью помещения.
При входе меня встретила группа латиноамериканцев, которые, казалось, неодобрительно смотрели в мою сторону. У всех были прилизанные волосы, и они напоминали мафиози, но с латиноамериканской внешностью. Один из них, лысый мужчина с татуировкой дьявола и трёх шестерок на руках, начал громко говорить на испанском, энергично жестикулируя. У меня невольно возник вопрос: «Куда это я попал?»
Я быстро направился к рядам коек и занял единственное свободное место на втором этаже, рядом с толстым бородатым индусом, сидевшим в позе лотоса. Пока я стелил постель, краем глаза заметил, как один из латиноамериканцев отделился от группы и двинулся в мою сторону. Внутренне напрягшись, я подумал: «Только не это. Не хватало ещё неприятностей!»
Подошедший мужчина выглядел на сорок лет. Он обратился ко мне с дружелюбной улыбкой: «Ола, амиго, комо эстас? Не бойся, здесь тебя никто не тронет! Меня зовут Рамон». В его английской речи чувствовался сильный акцент, характерный для мексиканских иммигрантов.
Рамон быстро завоевал моё доверие. Он предложил показать мне тюрьму, объяснил внутренние правила и указал на угол, где арестанты оставляли неиспользованные предметы гигиены – шампунь, одноразовые лезвия для бритья, запечатанные расчёски. «Можешь брать, амиго, это для новеньких, у которых ничего с собой нет», – пояснил он. Узнав, что у меня есть дети, он проявил искреннее сочувствие – сам он был отцом двоих несовершеннолетних.