Да уж, в мое время даже крысы жили лучше.
Вдруг царевич-оборванец схватил меня за лапу и отдал уродливой старухе в черной палатке, которая с интересом обнюхала меня горбатым пупырчатым носом, а потом лизнула синюшным языком.
– В ней нет яда. Сто восемьдесят рубиев, – прошепелявила она.
– Э, нет, бабуля. Я самолично осушил, – с усмешкой возразил бродяга и скрестил на груди руки. – Двести.
– Какая же я тебе «бабуля»? Я вообще-то моложе тебя. Это все чернуха и откаты. Яды тоже красоты не добавляют, поэтому за намек на мой возраст – сто пятьдесят рубиев.
– Э, нет, шельма…
– Меня вообще-то Шемахой зовут.
– Не важно! – потерял терпение немытый царевич. – Это чистокровная угарка! На себе проверил!
– Врешь. Ее яд смертелен, – возразила старуха.
– Я запойный отравник. Напоминаю, угарки – вымирающий вид.
– Поэтому ценный и дорогой, – пробормотала в ответ Шемаха и хитро прищурила один глаз. – Его может позволить себе только царь. Или его беглый сыночек.
– Не придумывай, бабуля. Я обычный наемник.
– Как и все мы, – хмыкнула в ответ старая женщина.
– Я сказал, что нашел ее на Морильском болоте? Она сидела на каменном алтаре твоего божества. Того самого, чей идол ты регулярно окропляешь кровью в лесу, поэтому сто девяносто рубиев и точка.
– Сперва я должна ее проверить. Если серебро почернеет, то сделка, – деловито прошепелявила женщина и вонзила иголку в мою правую лапу.
***
– Твою ж мать! – выругался царевич и вдруг подпрыгнул на левой ноге.
Боли я не ощутила – так, легкий укол, словно комар укусил, зато левый сапог царевича-оборванца моментально набряк кровью, словно кто-то пробил его невидимой стрелой.
Серебряная игла почернела и упругий мешочек, набитый рубиями, перекочевал из морщинистых рук старухи к вонючему бродяге, который, ругаясь, старательно перевязывал рану на ступне.
Вдруг, довольно хмыкнув, Шемаха ткнула мне в правый глаз желтым сломанным ногтем, и я возмущенно квакнула, но мой крик заглушил поток отборной мужской брани.
– Мой глаз! Прекращай, иначе кишки выпущу, – пригрозил старой женщине немытый.
– Глаз. Точно. Один красный, а другой черный… Это не лягушка, – прошепелявила в ответ Шемаха и с интересом уставилась на царевича, яростно трущего правую глазницу.
– И кто же? Леший? – зло отозвался беглый.
– Ведьма.
– Сама ты ведьма!
– Я говорю, ведьма на тебя порчу поставила, сынок. Очень сильную. Через эту лягушку. Кто ей вред причинит, тот и тебя убьет. Любопытно, наоборот действует? Надо проверить, – пробормотала старуха, схватила оборванца за руку и уколола иглой его указательный палец.