– Браво! Всё-таки ролей больше, чем две.
Виктор Сухманов пока держался в стороне, он, равно как и его кот, ещё хранил в памяти все гадости и испытания, кои выпали на них и их спутников по вине вурдалака. Пока длилось временное перемирие, в обещания Астрогора «отойти в сторону и не лезть» Виктор не верил. Нельзя целиком верить обещанию подлеца и убийцы. Кто-то должен хранить здравый рассудок, когда практически все общаются с вурдалаком на равных.
Вот и с Эриком у Виктора однажды вышла не совсем дружеская беседа.
– Слушай, я тебя совершенно не могу понять: то ты готов был убить вурдалака чуть ли не голыми руками, что совершенно понятно – из-за смерти прислужника – теперь же сидишь и ведёшь с ним привольные беседы, будто ничего до этого не случилось.
– Да знаю, Вик, знаю.
– Ты его что, простил? Простил ему Карасу?
– Простил? Нет… Не знаю… Хотя, наверное, скорее да, чем нет.
– Это как же понимать, Философ? Либо ты прощаешь всю ту хрень, либо нет.
– Ты прав, Вик. Мне до сих пор непросто. Карасу был славным и верным другом. Но там, на площади, я в один единственный момент увидел, как маска напыщенности слетела с нашего нынешнего постояльца. Всего чуть-чуть он явил себя такового, каков и есть на деле. И я увидел себя, вернее свою боль и отчаяние от безвозвратной утраты друга. Мне было больно, да и теперь не сладко – это я так, дурачусь, что мне легко. А вот ему хреново ещё сильнее – он потерял не только друга, но брата. Такую дыру никогда не залатать, ни заполнить. Моя срастётся и останется шрам, а его навсегда останется кровоточащей бездной. Так что, да, я скорее склонен простить, так будет проще для нас обоих. К тому же, я ему верю, в то, что он сожалеет о Карасу. Я хочу верить, так проще простить.
– Мне кажется, что я тут единственный, кто здраво мыслит. Остальные давно пустили слюни и смотрят ему в рот, – упрямо проворчал Виктор.
– Ты тоже до этого дойдешь, Вик. Но прежде тебе нужно справиться с собой – тебя точит не недоверие, а самая банальная ревность. Но я понимаю, расклад твоего пасьянса непрост: дама встала посредине переправы и всё думает, к какому берегу ей пристать.
– Вот ведь вздор! Глупость несусветная! Опять ты выворачиваешь изнанку наружу, Философ!
– Все эмоции идут от наших чувств. А твои, мой друг, закручены на неуверенности во взаимной симпатии барышни. А ревность – есть неуверенность в любви.