– Вот значит как, да? – усмехнулся Сагир, снова пряча глаза под поля шляпы. – А можно узнать, почему?
– Ты же джинн! А я – освободил тебя! Значит, у меня есть право на три желания.
Сагир расхохотался. Громко и раскатисто зашелся в припадке гомерического хохота, он даже распахнул свои крылья, чтобы удержать равновесие, слишком сильно склонившись вперед. Смех его оборвался также быстро и внезапно, как начался. В одно движение Сагир оказался на ногах и шагнул ко мне, ничуть не смущаясь тем, что идет через костер. Пламя взметнулось, полыхнув мне в лицо, и моим рефлекторным желанием было отшатнуться назад, но я не смог. Что-то держало меня, не давая пошевелиться. Какая-то сила полностью парализовала меня, но не изнутри, а снаружи, одев в невидимые глазу ржавые доспехи, сочленения которых отказывались гнуться.
Огонь окутал Сагира, закручиваясь вихрем вокруг него. Разожженный мной костер не мог так гореть, не мог давать такое высокое и жаркое пламя. Так горит канистра бензина, так горит груда сухой фанеры, но никак не несколько толстых веток, до этого дававших ровное и теплое пламя, высотой от силы в полметра.
– Ты все еще думаешь, что можешь мне приказывать? – голос Сагира гремел громовыми раскатами и звенел силой. В нем слышалась мощь, которой не осталось равных на просторах нашего мира.
– Лишь один человек смел отдавать мне приказы! В вашу, людскую историю он вошел как пророк Сулейман! Не возомнил ли ты себя равным ему?
Я молчал. Я видел дым, поднимающийся от моих колен, на которых плавились джинсы. Чувствовал боль, расползающуюся по лицу – кожа на нем еще не горела, но собиралась вот-вот заняться. Обонял запах плавящегося пластика очков, запах горящих волос, своих волос, но молчал.
Огонь спал также стремительно, как и взметнулся вверх. Плавным и грациозным движением Сагир снова опустился на землю напротив меня, и когда он заговорил вновь, в его голосе уже не слышалось ярости и грома.
– Тяжело с вами.
– С нами? – переспросил я, потушив ладонью огонек, танцевавший на моих штанах. Лицо пылало жаркой болью и, скорее всего все было покрыто волдырями, а бровей и ресниц я, наверное, лишился начисто, как и части волос на голове. – C людьми?
– Нет. С дураками вроде тебя, ищущими смерти. Вы ничего не боитесь, ничего не слышите. Я ведь мог сжечь тебя заживо, и ты бы принял это как должное.