Тетя Анна мягко улыбнулась:
– Как приятно, что бабушка про нас помнит. Да, отучился, работает в Ереване, у него всё хорошо.
Больше всего в тете Анне я всегда ценила ее скромность. Она была из тех родителей, которые считают, что если ты усердно нахваливаешь среди других своих детей, то на деле пытаешься выдать обычный фианит за бриллиант. Ведь при виде бриллианта нет смысла кричать о том, что это бриллиант. Это и дураку ясно.
Нашу беседу прервал голос Микаэля:
– Вот мы и на месте.
Он уже занес мой огромный чемодан и теперь спускался нам навстречу. В его тоне звучала легкая усталость и забота.
– Если что-то понадобится, не стесняйся, зови. Я подключил кабель телефона и телевизора, а вечером поеду, выберу тариф, который тебе подойдет.
– Не знаю как тебя отблагодарить, – чувствуя, что слезы пытались просочиться наружу, я попыталась побыстрее зайти домой, не вызвав при этом подозрения. Последний мужчина, который заботился обо мне был Адам. Этот жест напомнил мне сколько всего для меня делал мой мужчина, и как хорошо протекала наша жизнь, полная любви и понимания.
– Ладно, мам, – словно чувствуя мою тревогу, подхватил Микаэль, – не будем задерживать Эллу. Мы потом придем ее проведать, а пока пусть она обустроиться.
Я была так благодарна ему за понимание, что хотелось его обнять как в детстве, но мы уже давно были не детьми, и такие приступы нежности могут быть неправильно трактованы.
Судорожно втянула воздух, стараясь прогнать навязчивую грусть, которая подкралась, как только я осталась одна. Пространство дома, казалось, давило на меня своей тишиной. Я провела рукой по массивной деревянной двери, словно прощаясь с миром за ее пределами, и прошла дальше вглубь квартиры.
Я сняла грязные кроссовки, тесные джинсы, и вместе с ними, казалось, сбросила с себя хотя бы часть тяжести прошедших месяцев. Босые ноги утопали в старом, мягком ковре, который лежал здесь еще с детства. Этот запах дома – смешение дерева, лаванды, книг и чуть выветрившегося аромата чистящих средств – ударил в нос, пробудив целую бурю воспоминаний.
В одной футболке Адама, которая была мне почти до колен, я заметила антикварное зеркало у входа. Как я могла забыть о нем? Оно было очень красивое, что нельзя было сказать об отражении в нем. Это зеркало было здесь всегда, его рама из темного дуба, искусно вырезанная и покрытая легким налетом времени, казалась частью истории дома. Но сейчас, глядя в него, я почувствовала, как внутри все переворачивалось.