В объятиях глициний - страница 7

Шрифт
Интервал


Я стояла на пороге, уставшая и разбитая, с нелепо огромным чемоданом, в старых джинсах и футболке Адама. Густая копна моих неухоженных кудрей была собрана в тяжелый, небрежный пучок. На фоне этого обветшалого, но живого дома я чувствовала себя словно теневой отголосок той девочки, какой была когда-то. Я представляла, насколько абсурдно выглядела в глазах этих людей. Тощие, отвыкшие от долгих прогулок ноги будто готовы были провалиться сквозь землю, лишь бы избежать этих пристальных взглядов.

Но вдруг тишину разорвал громкий, уверенный женский голос, раздавшийся с третьего этажа:

– Доченька, ты к кому приехала? – не дав мне вставить ни слова, громко спросила женщина, с любопытством разглядывавшая мой чемодан. Ее голос, звучный и решительный, словно эхом разнесся по всему двору. Она тут же обернулась к соседке, выглядывающей из своего балкона, утопавшего в буйстве ярких цветов. На балконе пестрели разноцветные петуньи, свисающие словно водопад радужных оттенков.

– Анна! Оторвись от своих цветов и позови сына! Не видишь, девочке помощь нужна с чемоданом. Всему вас надо учить! – недовольно рявкнула она, но уже в следующий миг ее лицо расплылось в широкой улыбке, словно сменившей грозу на ясное солнце.

Соседка, которую я сразу узнала, лишь кивнула в ответ и поспешила звать своего сына. Тетя Анна… Ее образ всплыл в моей памяти как нечто неизменно теплое и грустное. Она всегда была скромной и деликатной женщиной, но в ее глазах читалась печаль, оставленная тяжелой судьбой. Муж тети Анны погиб в страшной автокатастрофе всего через четыре года после свадьбы, оставив ее одну беременную с маленьким мальчиком на руках. С тех пор она тянула семью практически на своих плечах, изнуряя себя ежедневным трудом на рынке, где продавала фрукты, овощи и выращенные ею же цветы.

Цветы стали ее отдушиной, тихой радостью, спасением. Ее квартира была словно живая оранжерея – начиная от двери и заканчивая балконом, все утопало в зелени и цветущем великолепии. В детстве тетя Анна учила меня ухаживать за растениями. Я вспоминала ее мягкий, теплый голос:

– Если когда-нибудь тебе покажется, что нет больше повода для счастья, помни: ты всегда можешь его вырастить сама.

Тогда я видела в ее увлечении только любовь к цветам, но сейчас, глядя на ее балкон, я ясно лицезрела боль. Боль, которую она, вероятно, пыталась заглушить, окружая себя этим пышным цветочным морем. Это воспоминание заставило меня горько улыбнуться. Сколько же цветов ей потребовалось, чтобы хоть немного унять свою тоску? И сколько цветов понадобилось бы мне, чтобы залечить свои раны? Думаю, одного дома было бы слишком мало…