– Доченька, так ты так и не сказала, к кому приехала? – не сдавалась женщина с третьего этажа.
– Вот все тебе надо знать, Анжела! Оставь девочку в покое. Видишь же, человек с дороги уставший, а ты пристала со своими расспросами, – перебил ее громкий, но теплый голос мужчины со второго этажа.
Это был дядя Артур. Харизматичный и аккуратный мужчина лет шестидесяти, он был из тех старомодных людей, в которых сочетались суровость и невероятная доброта. Его лицо всегда хранило выражение стойкости, но те, кто знал его ближе, видели, как глубоко он переживал потерю. Уже двадцать лет как он овдовел, но так и не смог забыть свою жену.
Дядя Артур сохранил квартиру в точности такой, какой она была при жизни его супруги. Это было место, полное воспоминаний, и я знала, что, если зайду туда, увижу портрет его жены, висевший на самом почетном месте в комнате. Там будут ее любимые ковры, вычищенные до блеска, аккуратно сложенный фарфоровый сервиз – подарок на их свадьбу, и в воздухе будет витать слабый аромат мускусных духов, который он раз за разом бережно разбрызгивал, будто стараясь удержать ее присутствие.
В детстве я часто удивлялась, как такой сильный, даже грозный на вид мужчина мог быть столь преданным и хрупким. Теперь же я понимала, что в этом и заключалась его настоящая сила. Его любовь была вечной. Каждый раз, когда он говорил о ней, его лицо менялось. В этой грусти была светлая радость, и даже обычные упоминания о ней заставляли его губы дрожать в мягкой, мечтательной улыбке.
– Все в порядке, дядя Артур. Я просто приехала немного отдохнуть, – ответила я, стараясь звучать как можно увереннее, хотя в душе ощущала легкую неловкость. При этом с интересом наблюдала за растерянным выражением тети Анжелы.
Тетю Анжелу знали и любили все жители дома. Ее открытость и доброта, казалось, были безграничны. Однако те, кто знал ее ближе, понимали: под этой легкостью и улыбкой скрывалась горечь разочарования и одиночества. Неудачи в личной жизни оставили на ее сердце глубокие следы, и, пытаясь заполнить пустоту, она развила в себе непреодолимое любопытство, превращающее ее в неисправимую сплетницу. Анжела вечно совала нос в чужие дела, но никто не осуждал ее за это. Все знали, что ее любопытство – не из злости, а из тоски по той жизни, которой она так и не смогла добиться.